От автора
Этот рассказ написан под впечатлением фильмов „Москва-Кассиопея” и „Отроки во Вселенной”, а также повестей и рассказов Аллоры и Криса Кашубовски. Авторские права на сюжет и героев кинодилогии „Москва-Кассиопея” – „Отроки во Вселенной” принадлежат А. Заку, И. Кузнецову, Р. Викторову и соавторам. Права на героев повестей „А впереди дорога так длинна”, „Попутный ветер” и рассказа „Звездный юбилей”, а также на сюжет этих работ, названия и термины, встречающиеся в них, принадлежат Аллоре. Авторские права на сюжет цикла рассказов «Время бури, время радуги», названия и термины, встречающиеся в них, принадлежат Крису Кашубовски.
Бета: Аллора
Примечание: пунктуация авторская
Сердце Правителя
Матиэллт Гор Эллон был Правителем Империи Соэлла несколько тысячелетий, но это не означало, что он никогда не отдыхал. Напротив, за долгие века Правитель вынужден был уяснить для себя непреложную истину: время от времени необходимо отрешаться от своего нелегкого бремени. Надолго все равно не получалось, да он и не позволил бы себе такого небрежения долгом, но на несколько месяцев уйти «в подполье», как называл эти неофициальные отпуска Нан'даэлл'эллеан Павел Гор Матиэллт, или, попросту, Пашка – муж сестры и самый близкий в последние годы друг – иногда требовалось однозначно. Иначе Матти просто внутренне костенел от давящей каждый день ответственности.
Первый раз он решился на такой шаг давно, спустя почти столетие после смерти супруги. Та трагедия настигла Матиэллта неожиданно, как и все случившееся тогда – Империя Соэлла подверглась нападению внешних агрессоров, и отдаленная колония, в которой с миссией Правящего Дома находилась элиана Ониэлл, была уничтожена в считанные минуты. Эллеан Матиэллт Гор Эллон среагировал соответственно своему сану и мощи Империи: в максимально короткий срок от огромной вражеской флотилии не осталось в буквальном смысле ничего, даже названия расы нападавших, поскольку вступать с ними в переговоры Соэлла не стала. А через несколько десятилетий совершенно потерявшийся в своем одиночестве Правитель почувствовал, что близок к срыву.
Его союз с Ониэлл был династическим браком, но жена, пройдя с ним запечатление, сумела стать для Матиэллта самым близким на свете существом, другом и советчиком. О том, любил ли он сам ее как женщину, Правитель задумался только после нежданной потери. И вынужден был признать, что, наверное, нет. Они с детства знали о том, что станут супругами, вместе провели юность и повзрослели, каждый день на протяжении веков делили на двоих бремя власти и ответственности. Рассуждать о чувствах тогда казалось Матти неуместным. А потом он вдруг остался один и обнаружил, что злая судьба действующего Правителя Империи лишила его возможности любить, заменив чувства долгом, а теперь забрала и ту единственную женщину, которая принимала его таким, каким он стал.
Лиэлл, сестра, по необходимости сменившая Ониэлл на посту Первой Дамы Империи, свое запечатление когда-то прошла на Земле, и чувства в ней всегда пылали ярким огнем. В результате соправители не слишком хорошо понимали друг друга, руководствуясь в решениях совершенно разными принципами. Да и удержать сестру на Соэлле было делом непростым: бесконечная череда потерь не смогла остудить ее сердца, и она снова и снова рвалась к Солнцу, чтобы любить. А другие женщины… Слишком велика была теперь, после стольких веков правления, разница в опыте и взглядах, чтобы Матиэллт Гор Эллон мог найти себе ровню. Без этого новый брак казался бессмысленным, случайные отношения исключались статусом, и единственным чувством, доступным Правителю, стала горечь одиночества.
Когда безвыходность ситуации поставила его на грань депрессии, Матиэллт принял единственно возможное решение: сменить обстановку. Отправиться как можно дальше от метрополии, слегка изменить внешность, и окунуться хоть ненадолго в непритязательную жизнь безвестного отдыхающего. Уж лучше Империя на короткое время останется в ведении его помощников, чем во главе ее будет стоять неадекватный Правитель.
И эта экстренная мера принесла облегчение. С тех пор Матти больше не тянул со сменой обстановки до последнего, а когда, спустя несколько веков, открыл для себя Землю, о которой столько слышал от Лиэлл, стал большую часть своих неофициальных «отпусков» проводить на ней.
О его способе справляться со своими проблемами знали только сестра и ее очень близкие друзья, большинство которых, кстати, жили именно на Земле. Эти удивительные люди, несмотря на свою непростую судьбу, дружить и любить умели беззаветно, и когда-то просто и без условий приняли сурового брата Лиэлл в свой круг. Им, несколько раз за свою недолгую человеческую жизнь прошедшим полную смену окружающего их мира, было совершенно неважно, что Матиэллт Гор Эллон – действующий Правитель Империи. Именно им, а не соэллианам, было очевидно, как сильно ему нужно понимание, поддержка и забота, шутки и простота общения. И, едва официальная обстановка отпускала Правителя, он становился для них Матти, как они для него – просто Мишка, Федька, Витя, Варя, Юленька, Катюша… Не пионеры земной космонавтики, не известные ученые и видные общественные деятели, а по-настоящему близкие люди. Не говоря уже о Пашке, ставшим не только другом – братом. Именно любовь Павла и Лиэлл в свое время привела Матти на Землю, заставила, наконец, попытаться понять порывы сердца. Четыре семейные пары и их дети – Гео, Сережа, маленькие Лианка и Светик – за последние годы так отогрели мрачного Правителя, что он даже стал думать: а вдруг случится чудо и он тоже сможет полюбить?
Опять же на Земле, в клинике Джемелли вместе с Юлькой работала Эаллнелл Тэаллн Риаллт. Молодой соэллианке еще не было семисот лет, она была свободна, красива, из хорошей семьи, а главное, Матиэллт Гор Эллон был ей явно симпатичен, и не только как Правитель. Правда, сердце Матти до сих пор молчало, да и традиции Соэллы считали такую разницу в возрасте катастрофичной. Поэтому он пока не хотел вступать в более близкие отношения, но надежда на чудо не оставляла его. Может быть, нужно решиться, а там все произойдет само собой?
Именно этот вопрос Правитель Империи Соэлла, прибывший в очередной раз инкогнито на Землю, и задал своему другу Михаилу Копаныгину в одном из залов старинного Мадридского музея Прадо – отдыхать, так отдыхать! – когда от обсуждения важной проблемы их отвлек прозвучавший рядом женский голос.
- Достаточно. Будьте добры передать своему нанимателю, что я отказываюсь от его покровительства. Озвученные вами предложения мне не интересны.
Это по сути резкое заявление было сделано таким спокойным, вежливым и непоколебимым тоном, как будто на встрече высшего уровня произошел разрыв дипломатических отношений. Матти, а вместе с ним и Мишка, стараясь не привлекать внимания, изумленно воззрились на говоривших.
Мужчина не представлял из себя ничего особенного – средних лет адвокат, скорее всего. А вот женщина… Очень молодая, изящная, с копной длинных, вьющихся локонами черных волос и бледной, словно фарфоровой кожей, она была удивительно красива. И величественна. Во время очередной невнятной тирады собеседника ее темные глаза опасно сверкнули, и Матти отчетливо понял, что она в ярости. Но ясный голос по-прежнему спокойно и холодно произнес:
- Благодарю вас. Но своего решения я не изменю. Всего хорошего.
Высокие темные брови ни на секунду не нахмурились, только чуть опустились длинные угольно-черные ресницы. А потом девушка окинула взглядом зал, едва заметно кивнула собеседнику, и, грациозно развернувшись, направилась к выходу с таким видом, будто этот древний дворец принадлежал ей с рождения. Остолбеневший чиновник не посмел ее догонять, и миниатюрная фигурка уже почти затерялась в толпе туристов, когда Матиэллт, надев свои темные очки, целеустремленно двинулся следом.
- Куда?! – возмутился Копаныгин. – Матти! Ты что, не видишь, что она человек?
- Вижу. И что с того?
- А то, - попытался остановить его Мишка, - что ей лет восемнадцать, не больше! С каких пор ты бегаешь за детьми?
Но удержать заинтересованного друга не смогла бы и армада звездных кораблей.
- Я отдыхаю, Миш. Почему бы мне не познакомиться с этой необыкновенной девушкой? Она явно совершеннолетняя, к тому же я не собираюсь ни к чему ее принуждать. В любом случае, это будет очень интересное общение: какой темперамент, и какая выдержка!
- Но как же Эаллнелл?
- А при чем тут она? У меня есть еще три недели свободы, и я просто отдыхаю – помнишь?
- Когда ты «просто отдыхаешь», тебя не переклинивает от нескольких слов. Матти, остановись, не надо! Поверь мне, ничего хорошего из этого не выйдет, я чувствую.
- Мишка, я не первый раз в отпуске. В конце концов, вспомни, сколько мне лет. И передавай привет Катюше и Светику.
С этими словами Матиэллт прибавил шагу, и Копаныгину осталось только проводить его высокую плечистую фигуру мрачным взглядом.
Нет, конечно, ничего страшного вроде бы не происходило – это Мишка понимал. Опыта легких приключений Правителю не занимать, его отношения с Эаллнелл развиваются медленно и чересчур осторожно, а эта девушка и правда очаровательна и интересна… Но что-то беспокоило и смущало Копаныгина, что-то, что не поддавалось сейчас определению словами. Зато он очень четко помнил: несмотря на возраст, переваливший за пять тысяч лет, эллеан Матиэллт Гор Эллон только что на полном серьезе спрашивал, что нужно сделать для того, чтобы влюбиться…
Матти не стал знакомиться с девушкой в тот же день – она явно была не в настроении для нового общения. Он просто на изрядном расстоянии сопровождал ее до самого вечера, и выяснил для себя немало интересного. Например, что встреча, свидетелем которой он стал случайно, расстроила ее гораздо сильнее, чем можно было предположить по ее тону; что плакать на людях, даже если очень хочется, она себе не позволяет; что учится или работает она в одном из университетов Мадрида на факультете экономики; что любит крепкий черный кофе без сахара и что живет одна в крошечной квартирке, занимающей половину очень древнего домика на окраине города.
На утро Матиас Повилайтис явился в университет узнать условия поступления на экономический факультет, и был приятно удивлен четкостью пояснений, полученных от сотрудницы приемной комиссии. Настолько приятно удивлен, что разговорился с девушкой сначала об экономике, потом о своей работе пилота межпланетных линий, а потом и о жарком лете в Мадриде, где так приятно вечером выпить в кафе крепкого черного кофе. Свою вчерашнюю встречу в Прадо они не стали обсуждать – обоим не хотелось вспоминать о напряженной ситуации. Прекрасную незнакомку звали Мария де лос Долорес, и на закате, за чашкой ароматного горького напитка, Матти спросил, должен ли он обращаться к ней официально – мисс де лос Долорес, или может называть ее по имени – Мария? В ответ девушка вскинула на него яркие карие глаза и мягко рассмеялась:
- О, вы здесь явно в первый раз! Официальное обращение звучало бы – мисс Руис Ортего, а Мария де лос Долорес – это и есть имя, просто оно двойное. Испанские имена часто длинные и сложные, но вы можете звать меня только первым, оно основное по значению.
- Спасибо. А что оно означает?
- Такое имя дают у нас в честь Богоматери Марии, много веков наши предки считали, что оно дарует ребенку силу и защиту Богородицы.
- А второе – Долорес?
- Скорбящая, - Мария отвела глаза, ответив с явной неохотой.
- Серьезно? – искренне поразился Матти, но тут же спохватился: - Простите.
Девушка проводила задумчивым взглядом идущих по освещенной закатным солнцем улочке людей и медленно пожала плечами:
- Это старая традиция. Мать назвала меня Марией Скорбящей, и поверьте, у нее были на это причины. Которые мне не хотелось бы обсуждать.
Он и сам понимал, что спрашивать о причинах такого странного поступка в первый день знакомства неуместно, и перевел разговор на другие темы. Они говорили обо всем: о старых камнях города, разогретых жаркими лучами, о звездном небе, неуловимо меняющемся в иллюминаторах космического корабля, о поэзии разных миров и о желании писать музыку, когда впечатления невозможно передать словами.
Обучение экономике Матиас отложил на будущий год, сославшись на работу, но с этого вечера каждый день встречал Марию около университета. И они шли бродить по узким улочкам старого Мадрида, или улетали на побережье, или отправлялись в какой-нибудь музей… Правда, пойти в Прадо Мария не предложила ни разу, но древний дворец уже сыграл свою роль, столкнув их под своими сводами. Тот день лишь оставил в сердце странное чувство, которое с течением времени становилось все сильнее: хотелось защищать Марию от всего, что могло ее ранить, а еще – дарить цветы и писать стихи. Чем дальше, тем сильнее. И очень хотелось поцеловать ее.
Каждый раз, проводив девушку до дверей ее дома, Матти смотрел на окна, загоравшиеся теплым светом, и гадал, почему он снова не сделал этого. В прежних мимолетных увлечениях ничто не останавливало его, а теперь он словно боялся спугнуть доверие и радость в ее темно-карих с золотистыми искорками глазах.
Матиэллт не понимал самого себя, что было для него внове, но спрашивать совета у друзей, как ни странно, желания не возникало. Это получилось лишь однажды, и то совершенно случайно. Глядя, как Катя самозабвенно возится с дочкой, Матти задал вопрос, который с недавних пор заинтересовал его:
- Катюша, а по какому принципу земляне выбирают имена для своих детей?
- Никакого особенного принципа нет, - ответила она и потерлась щекой о светлую головку девочки, поправила ей косички. – Чаще всего просто дают имя, которое нравится родителям, или называют в честь родных. А иногда выбирают то, которое кажется символичным.
Ласково поцеловав Светика в макушку, Катерина подняла на Матти сияющие глаза.
Да, он понимал, почему Копаныгины назвали дочь Светланой.
Три года назад, вскоре после инцидента на Фюмичино, к Юльке в клинику привезли женщину, попавшую в катастрофу. На Землю тогда еще продолжали возвращаться люди, эвакуированные из подземных городов Сьенны. Потерявшие там память и личность, они надеялись вновь обрести себя на родной планете, но этот процесс был сложным и часто болезненным. Видимо, полет на флиппере неожиданно натолкнул семейную пару из жертв Сьенны на какие-то воспоминания, и они отключили автопилот, но с управлением не справились. Мужчина погиб на месте, а женщину на последнем сроке беременности врачи пытались спасти несколько часов, и не смогли. Едва выйдя из операционной, доктор Сорокина срочно вызвала в Джемелли другую пару, когда-то вывезенную со Сьенны, и когда друзья примчались, положила Кате на руки новорожденную девочку.
- Ребята, этот ребенок перенес при рождении тяжелую травму. Мы сделали все возможное, но без ухода любящих людей он не сможет вырасти здоровым. Родителей девочки погубила Сьенна, родственников у нее нет. Я думаю, что вы сможете помочь.
И Мишка, осторожно обняв плачущую жену и нежданную дочь, решил:
- Мы назовем ее Светланой.
Проблемы со здоровьем у девочки были еще долго, но свет, который ее появление зажгло в глазах обретенных родителей, сделал свое дело – очередное подробнейшее обследование, учиненное Юлькой в этом году, показало, что все волнения позади.
А Катюша с Мишкой, ласково называя дочку по имени, каждый раз понимали снова и снова, сколько счастья принес им этот Светик.
Матти, вспомнив эту историю, грустно покачал головой. Нет, ему совсем не нравилось имя Мария де лос Долорес, Мария Скорбящая. К этой искренней и сильной, и наверняка нежной девушке хотелось обращаться совсем иначе. Даже только первое имя звучало, по его мнению, слишком строго для нее.
- Катя, а если бы твою близкую подругу звали Мария, как бы ты называла ее?
- Маша, или Машенька, - Катюшины глаза озорно блеснули. – Только нужно помнить, что это очень ласковое обращение. Называя так близкую подругу, ей просто необходимо дарить цветы, хотя бы время от времени.
Неожиданный, пусть и тактичный, совет все-таки смутил Матиэллта, но пренебрегать им он не стал. Поделиться с Машенькой стихами о той светлой радости и волнении, которые, оказывается, можно испытывать от общения, Матти не мог – эллан выдал бы его с головой, а поэзия на английском языке казалась бледной пародией. Но цветы не ставили под угрозу его инкогнито. И ничего, что, составляя букет, Правитель Империи нервничал как мальчишка.
Зато, едва увидев протянутое ей чудо, девушка без слов поняла, на что он никак не мог решиться. Шагнула ближе, положила ладонь на его пальцы, бережно сжимавшие стебли, и подняла лицо с сияющими черным золотом глазами. И Матти склонил голову и осторожно коснулся ее губ. Поцелуй получился легкий и нежный, как лепестки цветов между ними. Ничего нового не должно было быть в этом прикосновении для мужчины, который являлся почти ровесником земной цивилизации, но тысячелетний опыт смыла мягкая прозрачная волна восторга. Словно неспешно накативший прибой, она затопила прошлое, и остались только эти теплые губы, с которых можно было впервые пить дыхание, только солнечный туман в голове и дрожащие пальцы, переплетенные поверх упругих цветочных стебельков.
Матти не хотелось отпускать ладошку девушки, и они так и гуляли в тот раз, держась за руки, но поцеловал ее снова он только вечером, проводив до дома. Слишком необычным и тревожным, переполняющим было то чувство, что родилось в груди от нежности ее губ. А на крыльце Мария поднесла букет к лицу, опустила голову, вдыхая его запах, и, завидуя цветам, которые касались ее кожи, Матти не удержался. Как будто действуя сами по себе, его руки бережно убрали локоны с ее щек, скользнули по плечам девушки, привлекая ближе… И она ответила его губам, осторожным касаниям языка, его неровному дыханию. Этот поцелуй был полон горьковатого аромата цветов и острого волнения. Его казалось невозможным прервать, но Матти не хотел торопить события и, словно вынырнув из омута, отстранился:
- Машенька, жди меня завтра. Я встречу тебя, как обычно.
Ее глаза удивленно распахнулись.
- Машенька? Что это?
- Так твое имя звучит по-русски, - смутился Матиэллт. – Маша, или ласково – Машенька. У меня есть русские друзья.
- А, ну да, Прибалтика же рядом с Россией, - улыбнулась девушка. – Мне нравится, пусть будет так.
И она, на прощание легко погладив его по щеке кончиками пальцев, ушла в дом. А Матиэллт отправился к стоянке флипперов, повторяя про себя: пусть будет так… пусть будет так… Именно этой фразой Пашка обычно выражал свое согласие, что на русском языке, что на эллане, что на английском. И почти с такой же интонацией. Эта случайная схожесть неожиданно расстроила Матти, царапнула что-то в груди. Пашка и Ли счастливы вместе, их отношения – не мимолетный, пусть и очень нежный роман, как у него. Осталось несколько дней, от силы неделя, и ему придется вернуться на Соэллу, оставив Машеньку, а когда он сможет прилететь сюда снова? Через год, не раньше, а то и гораздо позже… Это, конечно, не повод вести себя с чудесной девушкой так, будто завтра они расстанутся навсегда, ломая и торопя удивительно красивую мелодию сближения, но все-таки жаль, что они так мало успеют. Хотя бы месяц побыть рядом с ней, надышаться ею, видеть ее улыбку, слушать ее смех… Не уходить вечерами, просыпаться вместе по утрам – сколько бы раз ни удалось ему окунуться в это счастье до отлета, все равно будет мало. А потом останется только вспоминать. Проклятая участь Правителя!
Всю дорогу от дома Марии Матиэллт Гор Эллон пытался справиться с грустью и в очередной раз смириться со своей судьбой. Во всяком случае, он сумел себя убедить, что рано терзаться, когда впереди еще есть череда радостных встреч, но по возвращении в гостиницу остатки грусти превратились в глухую ярость. На сверхдальнюю связь, принесшую ему сообщение, на проклятых рэтвеллов, которые затеяли какую-то непонятную интригу, на все миры, вместе взятые, и на свое извечное смирение. Потому что улетать на Соэллу нужно было завтра. Не через неделю, не вечером, а завтра в полдень. И, значит, он не встретит Марию после работы, он не увидит ее совсем, и они не «успеют мало» - они не успеют больше ничего.
Когда-то Матиэллт сказал Павлу: что ты знаешь об одиночестве Правителя… Тогда, после принятия решения об участии Сьенны и Рэтвеллы в переговорах, связанных с Федерацией Миров, ему хотелось сочувствия и понимания. Но теперь он мог только благодарить провидение, что об этой ночи Императора Соэллы, пережитой на Земле, никто не знал. Большую ее часть Матиэллт пролежал одетый на кровати, неотрывно глядя в потолок. А рано утром, бледный и осунувшийся, с багажной сумкой через плечо, он все-таки встречал Марию на ближайшей к университету стоянке флипперов.
Она соскочила с подножки, увидев его, и побежала навстречу. И, наверное, Матти меньше всего нужно было видеть, как летит к нему счастье, радостно раскинув руки. А может быть, именно это и необходимо было сильнее всего на свете. Поймать ее в объятия, крепко прижать к себе, закружить, и, остановившись, уткнуться лицом в темные кудри и молчать, молчать о неизбежном, не смея разрушить волшебство момента.
- Что? – тихо спросила она. – Матти, что случилось?
Пришлось справляться с голосом, не желавшим повиноваться, и ответ вышел хриплым и неровным:
- Я уезжаю, Машенька… дела. Работа.
Темная кудрявая головка сильнее прижалась к его груди, потерлась виском.
- О, Дева Мария, так поэтому ты такой… Это опасно?
- Нет. Совсем нет. Но это очень срочно, и… надолго. Машенька, я не знаю, когда вернусь, и вернусь ли…
И, шепотом, через спазм в горле:
- Я не хочу уезжать… от тебя. Но…
И уже совсем тихо:
- Прости меня.
Мария долго молчала, а потом провела ладонью по его плечу, по груди, и поцеловала – туда, где гулко и больно билось сердце.
- Поезжай. Я буду ждать тебя.
- Не надо, Маша, - Матти испугался так, словно случайно запер ее в темницу и уронил в бездну ключ. – Машенька, я над собой не властен… Не надо, милая, пожалуйста! Я ничего не могу обещать…
Он замолчал, собираясь с силами, и, утопая в широко распахнутых черно-золотистых глазах, все-таки сказал то, что должен был:
- Не жди.
Но она лишь улыбнулась.
- А это мне решать.
Нежные пальчики погладили его бровь, убрали за ухо выбившуюся из хвоста прядку светлых волос, прошлись по щеке к губам. Перехватив ее руку и целуя пальцы, Матти хотел повторить «не жди», и не смог. Не мог, как ни старался, ни произнести ни слова, ни выпустить ее из объятий, только смотрел, запоминая, но Мария мягко развернула его к флипперам и подтолкнула:
- Иди и не оглядывайся. Все будет хорошо.
И он не оглянулся.
Вернувшись на Соэллу, Правитель Империи сумел сразу погрузиться в дела – почти всю дорогу домой он провел в глубокой медитации, и постепенно физическая боль в сердце ушла, а нефизическая притупилась. Больше месяца ему действительно казалось, что он ведет себя как обычно, пока случайно услышанный разговор Пашки и Лиэлл не заставил его увидеть на себя со стороны.
- Ты сегодня пыталась посмотреть, что с ним?
Тихие голоса доносились с террасы Хрустального Дома, выходящей на море. Прислонившись к перилам, Павел, как всегда, обнимал Ли.
- Пашенька, ты спрашиваешь об этом каждый день. Он не пускает, ты же знаешь. Пси-блок, поставленный Матиэллтом, не пробить ни мне и ни кому другому.
- Я и не говорю о том, чтобы лезть к нему в голову. Но ты же чувствуешь его обычно, а с тех пор, как он вернулся – нет. И я все надеюсь, что это пройдет, вот и переспрашиваю без конца.
- Да в том-то и дело, что Матти словно распространил пси-блок не только на мысли, но и на все свои эмоции. Не живое существо – робот получился. Улыбается, а у меня мороз по коже.
- И у меня, черт… словно снова на Вариане оказался. Но там хоть не было родных, роботы и роботы, а тут просто то ли выть хочется, то ли драться…
- Единственное, что я ощущаю в нем, это что-то похожее на обиду. Понимаешь, Паша, как будто такая глубоко запрятанная, задушенная и скрытая, но очень сильная обида, которой Матти не хочет ни с кем делиться. Это что-то совсем личное.
- Ну кто его мог там обидеть? И кого – Матиэллта?! На Земле? И так, чтобы он ходил теперь как под водой? Он же отдыхать летал, расслабляться. Мишка говорит, что Матти познакомился в этот раз с весьма норовистой девчонкой, и Катя утверждает, что он был очень увлечен, но это же совсем не тот масштаб! Да и как он мог не понравиться девушке? Не может быть, Ли.
- Ты прав, не может… Но если б я узнала, что какая-то девица довела его до такого состояния, я бы стерла ее в порошок. И кого угодно, если б этим можно было решить проблему.
- О-о, в этом я ничуть не сомневаюсь.
- И совершенно напрасно ты так улыбаешься. Если кто-то причиняет боль моим любимым… Я как вспомню твои глаза после Сьенны, Пашенька…
- Не надо, милая, не вспоминай. Мы вместе, и счастливее меня никого…
Всё, дальше слушать не стоит, опомнился Матиэллт. Дальше ему опять станет невыносимо грустно, или обидно, как сказала Лиэлл. Нет, сестренка, ты не права – разве можно обижаться на то, что самым близким людям хорошо? Зато можно грустить, наблюдая это изо дня в день. Потому что каждодневно видеть рядом счастье и думать о том, что сам опять выбрал долг, оказывается, очень трудно. А обида, наверное, все-таки есть, это правда. Обида на себя и на долг Правящему Дому, какая нелепость. Глупая и жалкая, детская – что ж тут удивляться нежеланию делиться ею с кем бы то ни было? Ведь рассудку ясно, что он сделал правильный выбор, а чего это стоило Правителю, касается только его самого.
В какой-то момент, слыша, как Пашка и Ли волнуются за него, Матти хотел шагнуть на террасу и объяснить им всё. Но для этого пришлось бы сбросить тот защитный панцирь равнодушия, который, казалось, только и держал его в рабочем состоянии. Нет, этого он не мог себе позволить – слишком долго потом пришлось бы снова приводить себя в порядок. Поэтому Матиэллт, отвернувшись от целующейся в закатных лучах Сулоны пары, ушел в свой кабинет и снова погрузился в отчеты аналитиков, посвященные странным действиям рэтвеллов.
С одной стороны, эти вечные пираты уже некоторое время без какой-либо декларации своих намерений обстоятельно формировали в одном из пограничных с Соэллой секторов пространства боевой флот. А с другой… Вроде бы внутреннее перераспределение собственности на территории и ресурсы Рэтвеллы никак не касалось Федерации Миров и, в частности, соэллиан. Но уж слишком необычными для расы космических воинов были эти действия. И непонятными по сути: не наследование, не смена политического режима, не изменение финансовой системы… И все же, если бы в то же самое время не увеличивалась так демонстративно угроза с их стороны, аналитики Соэллы, скорее всего, не обеспокоились бы внутренними делами соседей. А так создавалось впечатление, что корабли, сконцентрированные в мощную армию, служили прикрытием для проведения какой-то глобальной акции. Но какой? Зачем так активно отвлекать внимание от событий на своих планетах, если они не касаются никого в чужих мирах?
На официальный запрос о целях формирования флота правительство Рэтвеллианского Союза Воинов ответило, что собирается проводить учения, и это объяснение, учитывая расстановку боевых сил в односторонне атакующем порядке, выглядело нарочитой отговоркой. Матиэллт допускал, что рэтвеллы намерены спровоцировать Федерацию на зачем-то выгодный им сейчас конфликт, и на такой случай готовил ответные меры, а это требовало немало времени и сил. И все же Правитель Империи прекрасно понимал: ввязываться в игру, истинный смысл которой упорно ускользал, было бы опрометчиво.
Но провокаций не последовало. Продержав боевой флот в пограничном секторе ровно три месяца, Рэтвелла неожиданно распустила его, объявив – хотя никто не успел поинтересоваться причинами столь странного демарша – что для проведения манёвров у воинов Союза недостаточно знаний. И отправила официальный запрос о возможности обучения своей высокопоставленной молодежи в военных академиях Земли. В обращении в качестве прецедента упоминалась программа по обмену военным опытом между Землей и Соэллой, выполненная в 2561 - 2566 годах, но Рэтвеллианский Союз Воинов так и не стал членом Федерации Миров, и запрос ограничивался теоретическим обучением в сфере тактики и стратегии. А во избежание подозрений в том, что землян стараются подвигнуть на повышение квалификации потенциального противника, Рэтвелла предлагала Федерации, ни много, ни мало, бессрочный пакт о ненападении.
В осмыслении всех этих действий и предложений эллеан Матиэллт Гор Эллон, как ни старался, не продвинулся дальше Пашкиного растерянного определения «ни в какие ворота не лезет». Ведь даже если попытаться отставить в сторону общую абсурдность происходящего, оставалось непонятным, с кем, предлагая Четырем Цивилизациям пакт о ненападении, да еще бессрочный, так серьезно собираются воевать рэтвеллы, что им необходимо учить свою молодежь. Со Сьенной, своим постоянным союзником, в военном отношении не представлявшим никакой угрозы?
Для обсуждения создавшейся ситуации Федерация Миров решила собрать на Земле Совет, и Правящий Дом Соэллы отправился на него в полном составе. В течение двух дней в римском Центре Инопланетных посольств деятельность рэтвеллов за последние несколько месяцев пытались анализировать со всех сторон и, при всем недоверии к этой воинственной цивилизации, никакой реальной угрозы для остальных обитаемых миров не обнаружили. Наоборот, бессрочный пакт был очень заманчивой перспективой, и Федерация большинством голосов постановила принять предложение Рэтвеллианского Союза, если он сможет предоставить Совету весомые гарантии ненападения.
Правитель Соэллы был в числе тех, кто противился этому решению до последнего, но когда рэтвеллы пообещали вместе с подписанием пакта передать в распоряжение Федерации всю техническую документацию своего вооружения, а также обязались принять наблюдателей Совета для контроля над военными разработками, сдался и он.
Напряжение последних месяцев и сомнение в правильности принятого решения так измотали Матиэллта, что, вернувшись после завершения дебатов в тихий и ставший уже почти родным за многие посещения дом на берегу Тибра, он до позднего вечера не мог успокоиться. Безусловно, не подкрепленный никакими аргументами отказ от предложения Рэтвеллы повлек бы за собой нежелательное обострение отношений, и тем не менее какое-то дурное предчувствие не оставляло Правителя ни на секунду. Павел и Лиэлл, воздержавшиеся при голосовании, уже давно ушли спать, а Матиэллт все сидел в кабинете Геллиота, их сына, своего племянника и полномочного посла Империи Соэлла. Размышления о том, что он и его Наследник вынуждены были поддержать инициативу рэтвеллов, невзирая на внутренний протест, не добавляли покоя, и, когда в дверях появилась Эаллнелл, Правитель был искренне рад.
Молодая соэллианка явно пришла утешить его – в посольском доме не делали тайны из обсуждения текущей ситуации, и она, живя здесь, была в курсе, как неохотно Гео и Матиэллт дали свое согласие в Совете. Сама Эаллнелл с присущим соэллианам практицизмом еще вчера заявила, что, на ее взгляд, решив продемонстрировать в голосовании одновременно и недоверие, и вынужденное согласие, Правящий Дом выбрал оптимальную позицию. И теперь Матиэллт ожидал, что она успокоит его, постаравшись развить эти рассуждения, но Эаллнелл, видимо, выбрала другой способ утешения. Она плавно приблизилась почти вплотную и аккуратно положила руки ему на грудь. Чуть приподнятое навстречу ему лицо отражало спокойное достоинство и стремление помочь. Самым естественным продолжением было бы поцеловать женщину, исцелить близостью свое мрачное настроение, но в памяти вдруг вспыхнул совсем другой образ. В рассудительных светло-голубых глазах перед ним не было ничего общего с той бурей доверия и нежности, которая бушевала в темно-золотистом взгляде, заставляя сердце Матти выпрыгивать из груди. От воспоминания замерло дыхание, бросило в жар, и Правитель лишь осторожно взял прохладные руки соэллианки и коснулся одной из них губами, выражая признательность за сочувствие. Церемонно сделал шаг назад, медленно склонил голову, прощаясь, и, почти бегом миновав тихие коридоры дома, вылетел в сад.
Неожиданно взбунтовавшиеся эмоции кружили голову, и Матти вдохнул полной грудью, стараясь унять их. Возможно, если бы воздух осенней ночи не был полон таким знакомым горьковатым запахом цветов, ему удалось бы справиться с собой, и ничего бы не случилось. Но аромат плыл в ночной тиши, разжигая в сердце тоску по невозможному. Матиэллт прекрасно понимал: если он не хочет и дальше быть один, если не хочет оставаться без поддержки той, которая сможет разделить его напряжение, надо, наконец, жениться. И Эаллнелл подходила на роль супруги больше других соотечественниц. Она обозначила сегодня своё стремление помочь, хорошо знала, на что обрекает себя, и готова была принять Правителя таким, какой он есть. А та, чьи губы далеким уже вечером дышали тем же ароматом, что разливался сейчас в ночном саду, не знала ничего. Для земной девушки Матти был сероглазым прибалтом, пилотом межпланетных рейсов – его настоящий мир во всех смыслах был бесконечно далек от нее. И если бы вместо неудавшегося студента перед ней предстал Император Соэллы, желания целовать его у Марии возникло бы не больше, чем у Матиэллта рядом с Эаллнелл Тэаллн Риаллт, вероятно – будущей супругой и соратницей Правителя.
Матти зажмурился и раздавил в кулаке венчик цветка. Пусть так. Но пока еще он ничем не связан, он здесь, на Земле, а Мария собиралась ждать своего пилота… Почему он не может встретиться с ней?! Если она не будет ему рада, Матти не станет ни на чем настаивать, а если не забыла… Да что ж он, действительно робот, в конце-то концов? Скорее всего, ему и правда предстоит когда-нибудь окончательно превратиться в холодную машину для управления Империей, но сейчас в нем словно бушевал огненный смерч, и сердце снова билось яростно и полно. Справиться с ним можно было, лишь опять превратив его в кусок льда, на этот раз уже необратимо. От одной мысли об этом в груди сдавило так, как будто бездушная громада долга, тысячелетиями грозившая поглотить Правителя без остатка, наконец, добилась своего, и Матти только ценой серьезного усилия смог перевести дыхание. Нет, не сейчас! Потом – возможно. Может статься, долг и раздавит его, но не теперь.
Всю дорогу до предместья Мадрида Матиэллт непроизвольно тер ладонью левую сторону груди, не замечая красоты стремительно летящих за бортом огней ночной Земли. Зато как только перед глазами засияли мягким светом окна маленького знакомого дома, боль в сердце прошла без следа. И пускай он от волнения почти не ощущал своего тела, и пусть совсем забыл, летя сюда, что ночь – не время для визитов, а Мария, может быть, не ждет его и днем… Сейчас он вновь чувствовал себя таким живым, настоящим и, смешно подумать – юным, что важно было лишь одно: еще несколько мгновений, и он увидит ее.
Секунды убегали в небытие вместе с шагами, срывались в пропасть на старых ступеньках крыльца, вспорхнули в воздух от дверного звонка, и в тишине безвременья, наконец, прозвучали легкие шаги. Тонкая фигурка появилась в отворившемся проеме, замерла, и темные глаза девушки вспыхнули радостным золотым светом точно так, как помнил Матти – безудержно, ярко, открыто.
- Ты… - ее ладони гладили его лицо, прошлись по волосам, вцепились в рубашку на груди, - ты здесь…
- Да, Машенька, - отвечал он, перебирая пальцами непослушные шелковые кудри, - я сбежал к тебе до утра…
И она привстала на цыпочки, обвила руками его шею. Теплые, нет, горячие губы оказались так близко, медленно опустились длинные, как стрелы, черные ресницы, и сердце Матти пропустило удар. А в следующий миг он уже целовал ее, целовал так, словно только для этого и жил несколько тысячелетий – чтобы примчаться однажды ночью на порог маленького земного домика и сжать в объятиях девушку, которую не сумел забыть. Восторженное чувство правильности происходящего не оставляло Матиэллта, когда он внес ее в дом, и совсем закружило голову, когда впервые коснулся ее обнаженного тела. Узнавая ладонями и губами жар гладкой, словно фарфоровой, кожи, слыша прерывистые вздохи, ловя затуманенный нежностью и желанием взгляд, он знал, что поступил верно, решившись принять тот подарок, который преподнесла ему судьба. Лишь на мгновение это ощущение замерло – когда он понял, что ведет Марию по совершенно новому для нее пути. Но она не дала ему остановиться, и сомнение растворилось, утонуло в волшебстве этой ночи.
Утром в посольском доме на Тибре все были рады увидеть эллеана Матиэллта Гор Эллона в замечательно хорошем настроении. Вся отстраненность и холод растаяли как снег под лучами теплого светила, Матти шутил и смеялся, явно оставив в прошлом мрачные переживания последних месяцев. Пашка и Федор с Юлей вовсю наслаждались «возвращением» друга, и только Ли время от времени подозрительно щурилась. Незадолго до отлета в космопорт она негромко позвала брата в кабинет и там, присев на стол в своей излюбленной манере, спросила напрямик:
- Матти, что случилось этой ночью?
Врать сестре было глупо – она все равно почувствовала бы ложь, поэтому Матиэллт просто ограничился частью правды:
- Вечером ко мне приходила Эаллнелл, и я принял решение: эта женщина будет моей супругой.
- И это произвело на тебя такой потрясающий эффект? – От удивления глаза Ли округлились. – Вы были…
- Нет, мы не были близки. Она лишь хотела поддержать меня, но я очень ценю такое стремление.
- Подожди, Матти! – Лиэлл спрыгнула со стола и подошла ближе, встревожено заглянула в ярко-голубые сегодня глаза брата. – И только поэтому ты решил жениться на ней?
- Нет, не только. – Правитель отвел взгляд. – Я не хочу всю оставшуюся жизнь быть один, это нелегко, ты же знаешь…
- Матти…
- Да, у меня есть ты и Пашка, но вы вместе, и ребята все парами. Мне тоже нужен кто-то, способный понимать мои заботы, а, главное, разделять их.
- Вот этого я и боялась. Я очень не хотела, чтобы ты заключил брак по расчету – прости, но именно так, видимо, и называется то, что ты собираешься сделать. Я надеялась, что ты сможешь полюбить Эалл, только этого не случилось, верно?
- Нет, и мне тоже жаль. Но я уважаю и ценю ее, она будет мне хорошей помощницей и другом. А увлечения… это другое. Поверь, как только я принял такое решение, у меня словно гора с плеч свалилась.
Лиэлл печально погладила его по руке, кивая.
- Ты уже сказал ей?
- Нет. И ты не говори, у нас впереди много времени.
- Хорошо, - Ли вздохнула. – Наверное, даже к лучшему, что Эаллнелл пока не знает о твоих планах. Все-таки мы сегодня улетаем – Федор с Юлькой не поехали на работу, и ребята все будут нас провожать. Посидим у Марка спокойно, без глобальных новостей, в следующий раз нескоро увидимся…
Матиэллт про себя отметил, что сестра явно не спешит принимать будущую невестку в близкий круг друзей, но возражать не стал. Наоборот, смутное чувство вины перед Эаллнелл, едва заметно скребущееся внутри от нежелания общаться с ней сегодня, прошло. Действительно, куда спешить? Он еще успеет сделать официальное предложение и получить согласие – в нем Правитель Империи не сомневался, хоть эта уверенность, вопреки доводам рассудка, и отдавалась в душе холодком. Зато перед отлетом можно будет без помех вспоминать, как, прощаясь на рассвете, он шептал в горячие губы:
- Машенька, ты можешь забыть, что я был сегодня здесь, но я все равно вернусь… Вырвусь снова хоть на ночь, не знаю когда, не знаю как. Можешь прогнать меня, когда я приду, но я вернусь…
И как в груди поднималась теплая волна от ее поцелуев и ответа:
- Не забуду и не прогоню. Приходи…
В следующий раз Матти был на Земле уже через три месяца. В рекордные сроки подготовив правдоподобные причины своего отсутствия, он исчез для всех и провел у Марии целую неделю. А еще два месяца спустя сорвался к ней опять, без всяких объяснений кому бы то ни было. И через совсем небольшое время – снова. Это было чистым безумием: тратить недели на полет, чтобы через несколько суток пуститься в обратный путь, и но Ли и Пашка, к великому удивлению Матти, без каких либо вопросов давали ему возможность вволю сходить с ума. Что он летает именно на Землю, они, конечно, разобрались довольно быстро – на борту своего личного крейсера Матиэллт продолжал работать, и вынужден был поддерживать связь. Со всеми заинтересованными лицами он общался через сестру и зятя, и сохранить от них в тайне координаты «Аэллеанара» не мог, но ни разу не пожалел о том, что доверился им. Они не требовали объяснений, хотя, в отличие от всех остальных, имели на это право. Наверное, Лиэлл и Павел надеялись на развитие его отношений с будущей супругой – это было совсем не так, но Матти не хотел выяснять причин их молчаливой помощи. Не хотел врать и не желал думать о будущем. Ему было отчаянно хорошо в настоящем.
Оказавшись на Земле, Матиэллт не появлялся ни в посольском доме, ни у друзей. На берегу Тибра ему пришлось бы встречаться с Эаллнелл, а ребята стали бы интересоваться причиной столь частых визитов. Нет, Матти не собирался делиться своей тайной ни с кем. Необходимость рано или поздно расстаться с Марией, хоть и отодвинутая в самый дальний уголок сознания, заставляла его дорожить каждой секундой, проведенной вместе, и никого в это общение не пускать.
Наверное, именно этот страх расставания и сыграл в конце концов свою роль. Когда поздним земным утром негромко работающий головизор вдруг показал крупным планом элиану Лиэлл Гор Матиэллт, а чуть позже рядом с ней и ее мужа, Матти показалось, что вся его радость вот-вот растает, как солнечные блики с закатом. Шел сюжет о уже завершившемся возвращении на Землю пленников Сьенны, и диктор освещал роль Ли в этих событиях, не упуская личной истории элианы. Напоминание о том счастье, которое сияло каждую секунду в глазах сестры и Пашки, а еще беспочвенный страх быть узнанным, мелькнув на голограмме, сковал движения Матти и заставил замереть дыхание. Ерунда, даже если бы Машенька и увидела сейчас в передаче Императора Соэллы, она не узнала бы его в сероглазом загорелом пилоте, уютно устроившемся за столом в ее кухоньке. Но Мария задумчиво отвела взгляд от изображения счастливой пары и печально засмотрелась в окно. Матти от греха подальше выключил чертов головизор и притянул девушку к себе на колени.
- Почему ты грустишь? – справившись с собой, прошептал он в теплое плечо.
- Как она не боится? – негромко ответила Мария вопросом на вопрос, перебирая золотистые пряди его волос.
- Чего?
- Потерять его. Элиана Лиэлл по нашим земным меркам практически бессмертна, а Павел – человек, и рано или поздно она останется одна.
- Боится, еще как… наверняка, - вовремя опомнился Матти. – Просто они любят друг друга и хотят быть вместе, несмотря ни на что.
Нежно прижимая к себе девушку, Матиэллт против воли вспоминал о том, что знал, пожалуй, только он один – о безумной тоске, скрытой глубоко в душе сестры. Пусть медики двух миров и обещали теперь Павлу и его друзьям гораздо больший срок жизни, чем предполагалось еще несколько лет назад, в конце концов Ли все равно придется потерять любимого. И тогда собственная жизнь надолго утратит для нее всякий смысл. Занятый мрачными мыслями, Матти не придал значения тому, какой безнадежностью наполнились карие глаза Марии после его слов, как на миг погасли в них золотые искры, сменившись отчаянием и болью.
И в следующий свой приезд он никак не мог понять, почему Машенька отводит печальный взгляд, пока не услышал на прощание:
- Не возвращайся, Матти. Я знаю, чувствую, что ты не останешься со мной навсегда, и дело совсем не в работе. А я… еще немного, и я совсем не смогу без тебя. Не надо, не приезжай больше…
- Дело действительно в работе, - совершенно искренне ответил он ей, - не прогоняй меня, пожалуйста!
- Нет. Я не гоню тебя, я отпускаю. Сейчас, потому что, оставив меня позже, ты будешь чувствовать себя виноватым.
И Матиэллту нечего было возразить по существу. А ощущения, которые всегда сообщали ему о человеке больше, чем могло быть сказано словами, на этот раз только подтверждали разрыв: Мария звучала грустно, но прохладно и отстраненно.
Это неожиданное прощание подействовало на Матти так, будто его погрузили в вечную мерзлоту. Рассудок ледяным голосом вещал, что все произошло согласно планам Правителя Империи, без отклонений: ситуация закрыта, наступает новый этап. Следуя этой железной логике, эллеан Матиэллт Гор Эллон задержал свой вылет на Соэллу, чтобы по всем правилам сделать предложение Эаллнелл Тэаллн Риаллт. Правда, когда будущая супруга попыталась взять его за руку, он, неожиданно для самого себя, отшатнулся, и в груди словно остро провернулся нож, но она не настаивала, поблагодарила за оказанную честь и обещала в скором времени принять решение. Такой ответ строго укладывался в рамки этикета, и Правитель с чувством выполненного долга отправился в свои владения.
Уже на борту «Аэллеанара» он с некоторым удивлением осознал, что погружаться в медитацию для приведения в порядок эмоций нет необходимости. Эмоций не было как таковых, была пустота. Лишь физическое состояние вызывало смутное беспокойство: сердце ощущалось как очень тяжелый шершавый камень, мешало дышать и даже говорить. Избегая расспросов, Матиэллт не стал обращаться к бортовому врачу – кстати, родственнику Эаллнелл. Не хватало еще, чтобы тот потом сопоставил грядущую свадьбу и проблемы с сердцем у Правителя. Несколько суток подряд Матти просто пил обезболивающее и снотворное, прекрасно понимая при этом, что поступает по меньшей мере глупо. Но, честно говоря, ему было наплевать. Зато со временем тяжесть в груди почти прошла. Или стала привычной – он не хотел разбираться.
Соэлла встретила Матиэллта покоем и стабильностью, Хрустальный Дом – искренней радостью Пашки и Ли. Эта радость значительно поутихла от известия о скорой свадьбе, но, поскольку сам Правитель испытывал в связи с ней чувство, более всего похожее на скуку, реакция родных его не задела. Мягко, но категорично прервав их попытки обсудить целесообразность женитьбы, Матти на прямой вопрос сестры о самочувствии уже откровенно рявкнул:
- Я здоров!
И вплотную занялся тем, что по определению не должно было касаться его личных проблем – работой. А в этой зоне всегда находилось много информации, способной занять мысли и время. Потекли размеренные дни и пустые ночи, напряженное однообразие которых не могло нарушить ни молчание Эаллнелл, ни сердитые вопросы Ли, ни мрачные, беспокойные взгляды Павла. Матиэллт интересовался только делами, не поддерживая в разговоре никаких других тем.
Позже он не раз думал о том, что стоило все-таки больше доверять чутью любящих его близких и не цепляться так упорно за постылое отчуждение. Потому что в какой-то момент терпение сходивших с ума от переживаний за него родных и друзей лопнуло, и они перешли к кардинальным мерам. Следуя общему решению, на Соэллу прилетел Копаныгин – как самый обстоятельный и методичный эксперт по любым вопросам. Кто же знал, во что выльется на этот раз его попытка понять происходящее?
Матти и предположить не мог, что друг помнит встречу в Мадридском музее, но опять оказалось, что Мишка на то и Мишка, чтобы ничего не забыть и всё проверить. В первый же вечер, попивая сок боаллрнов в кабинете Правителя и неторопливо рассказывая новости, он как бы невзначай сообщил:
- А недавно я в сети видел портрет той девушки, которую мы встретили в Прадо. Представляешь, она, оказывается, внебрачная дочь одного из герцогов Альба – это старинный и до сих пор очень богатый род испанских аристократов. Отец недавно признал ее, и теперь она выходит замуж.
Да, проверка удалась на славу – от последних слов тяжелый и холодный камень в груди Матти взорвался ослепительной, огненной болью, а дыхание захлебнулось и пропало. Михаил в немом ужасе смотрел, как длинные пальцы с мгновенно посиневшими ногтями бессознательно скребут по столешнице, как закатываются под судорожный хрип ставшие почти бесцветными глаза, и как сильное тело Правителя Империи дугой выгибается в кресле, а потом безвольно оседает. Выйдя из ступора, Копаныгин отшвырнул стакан и кинулся проверять пульс. Слабое, прерывающееся биение грозило оборваться совсем, и Мишка буквально за минуту поднял на ноги весь Хрустальный Дом.
Первой примчалась бледная до синевы Лиэлл, потом Павел, который тут же стал почти такого же цвета. Он с трудом удерживал периодически рвущуюся из его объятий жену, пока вокруг Матиэллта суетились медики. И только когда в разоренном кабинете прозвучал усталый голос врача: «Всё, жизнь Правителя вне опасности, но – обширный инфаркт, вы понимаете, элиана, в ближайшее время никаких волнений», Ли разрыдалась, уткнувшись Павлу в плечо. А Мишка, наконец, упал в кресло и попытался представить, как получится у Матти не волноваться после его неосторожного откровения.
Да, теперь причина состояния друга на протяжении последнего времени была кристально ясна, но какой ценой… Пашка и Лиэлл несколько дней в один голос убеждали Михаила, что не стоит брать вину за этот инфаркт на себя, и утверждали: не сейчас, так позже что-нибудь подобное все равно случилось бы. Именно поэтому они и забили тревогу, именно поэтому решились попросить помощи у друзей и активно вмешаться в жизнь брата. Ледяная апатия стоила Матиэллту здоровья, но теперь хотя бы был шанс, что он одумается и захочет что-то изменить. Во всяком случае, Ли очень надеялась на это. Пока Матти находился в тяжелом состоянии, она не заговаривала с ним о Марии, но собиралась в скором будущем побеседовать начистоту.
Вообще Лиэлл после того, как ее брат без преувеличения чуть не умер, находилась в удивительно сияющем настроении, что, честно говоря, ставило в тупик Павла с Мишкой. И Копаныгин, в очередной раз выслушав попытки успокоить его совесть, взорвался:
- Ли, ты словно радуешься тому, что произошло с Матти!
Улыбавшаяся Лиэлл мгновенно стала серьезной.
- Он жив, и я этому рада. А еще… Миша, вы с Катюшей оба – земляне. Ни один из вас не останется прозябать сотни лет без другого, вам непонятен этот страх. Два раза за свою долгую жизнь я уже считала, что покончу с собой, и оба раза – из-за Павла…
- Ли! – испуганный Пашка бросился к жене, порывисто обнял, прижал к себе. - Перестань, прошу тебя, даже не думай об этом!
Но она продолжила, глядя ему в глаза:
- А мне теперь и не придется, Пашенька. Мы с Матти – близнецы, помнишь? И как бы не была длинна отпущенная нам жизнь, она, оказывается, подходит к концу. Когда ты уйдешь, мое сердце не выдержит. Я просто умру с тобой – так же, как мы засыпаем вместе. И пусть я не ожидала этого, но раз так, это тоже счастье.
- Какое же тут счастье, милая…
- А ты хотел бы пережить меня на столетия?
- Нет, - твердо ответил Павел, прижимаясь щекой к золотистой макушке. – Ни на минуту.
- Ну вот видишь... Понимаешь, на Соэлле верят в жизнь за Порогом, а теперь я знаю, что нам не нужно будет расставаться, мы и там будем вместе, и я счастлива.
Вместо Пашки, растерявшего все слова, ответил Копаныгин:
- Ладно, с тобой теперь понятно, но вот у Матти все действительно по-другому. Ему-то радоваться нечему.
Лиэлл повернула к нему голову, не отстраняясь от мужа. Задумчиво прищурила глаза.
- А это мы еще посмотрим. Я, конечно, юной испанской аристократке совсем не благодарна за инфаркт Матиэллта, но, может быть, не стоит думать плохо о девушке, которую любит мой брат. К тому времени, когда Матти придет в себя для серьезного разговора, мы должны выяснить о ней как можно больше.
Единственное, о чем думал Правитель Империи Соэлла, день за днем лежа под неусыпным надзором целителей, так это о том, какая глупая штука – сердце. Отчего оно взбунтовалось? Они с Марией расстались, он собрался жениться, так почему известие о ее планах чуть не убило его? Она имеет полное право делать со своей жизнью все, что пожелает. Это справедливо. Но сердце не хотело соглашаться с доводами рассудка, и поправлялся Матиэллт очень медленно. А когда Лиэлл все же завела с ним беседу, которой он так надеялся избежать, Матти решил, что, видимо, выздороветь в ближайшее время точно не получится. Потому что сестра явно не собиралась щадить его, о чем объявила сразу:
- Врачи наконец-то разрешили мне немного поволновать тебя, братик, утверждая, что все под контролем. Так что на этот раз ты не отвертишься. Будь добр рассказать мне все, что случилось.
- Ли, - нахмурился он, - ты имела возможность заметить, что я не горю желанием обсуждать эту историю. Не вижу смысла.
- Зато я вижу! И если ты не хочешь говорить, я расскажу сама, а ты послушаешь.
Смирившись с неизбежным, Матиэллт закрыл глаза и приготовился внутренне отгородиться от догадок сестры, но первая же прозвучавшая фраза застала его врасплох.
- А произошло следующее: несмотря на возраст, опыт и положение Правителя, ты все-таки умудрился влюбиться, но так и не сумел этого понять. Увлечения – это другое, говорил ты… Но это и есть любовь, Матти – когда срываешься из дома, не смотря ни на что, и летишь недели, чтобы побыть вместе хоть несколько часов. Когда ты каждую секунду помнишь о том, с кем расстался, и хочешь увидеться снова. Это не просто симпатия, интерес, желание или страсть, это любовь! О чем, скажи на милость, ты думал, оставляя свою испанскую красавицу? Мы ведь давно сообразили, что ты летаешь не к Эаллнелл, а к той, которую любишь – это было очевидно.
- Как у тебя все просто, Ли! Влюбился, не понял… – Матти даже попытался сесть на кровати, но сестра мягко удержала его. – Ты хочешь знать, о чем я думал? Например, о том, что ей всего двадцать лет. Даже не смешные почти семьсот, как Эалл, а двадцать!
- Ну и что? Да на момент нашего знакомства с Павлом ему только исполнилось девятнадцать!
- Тогда о том, что юная земная девушка не сможет править со мной Империей.
- Чушь. Мишка рассказывал: именно ее характер привлек тебя в первую встречу. Эта сила – наследие одного из известнейших аристократических родов Земли, и пусть ты не знал о ее происхождении, но как же надо было закрывать глаза, чтобы не видеть этого!.. Что еще?
Но Матиэллт, вопреки ожиданиям сестры, долго молчал, тоскливо разглядывая потолок.
- Хорошо, Ли, наверное, ты права, – негромко ответил он. – Возможно, я действительно не хотел ничего понимать. Просто потому, что испугался. Твоя смелость оказалась мне не по плечу – остаться с Машенькой и потом потерять ее…
Лиэлл осторожно погладила его по руке.
- С Машенькой… Матти, ты сумасшедший. Отказаться от любви, единственной в жизни, из страха потери… Из пустого страха, как оказалось: нам не пережить их, братик, так уж сложилось. Да и в любом случае – поверь, счастье стоит того, чтобы дорожить им.
- Я дорожил как мог, Ли, - голос Матиэллта упал до шепота. – Это не я прервал наши встречи, Мария просила меня не возвращаться.
- Вот это меня интересует в первую очередь. Почему?
- Она сказала, что ей будет трудно расстаться со мной позже.
- То есть, девушка фактически призналась тебе в любви, а ты…
- Нет, Лиэлл, ты выдаешь желаемое за действительное. Прощаясь со мной, она была так холодна, и теперь Мария выходит замуж! Да и если бы она любила, то не меня, Правителя Соэллы, а пилота с Земли, почти ровесника. Но нет. Она знала, что я не останусь, я с самого начала сказал ей, что над собой не властен, и она просто вежливо закрыла отношения, а я…
- А ты – что? Эх, Матти… И теперь она выходит замуж за рэтвелла, ты собираешься жениться на Эаллнелл, и ради этого стоило, наконец, дождаться любви?
Матиэллт быстро сел, отодрав от груди датчик. Посмотрел на него и зашвырнул в угол.
- За кого??!
- За рэтвелла, - спокойно повторила Ли. – И ляг, пожалуйста. Ты болен, помнишь?
Но Матти только отмахнулся:
- Считай, поправился. – Нездоровую бледность действительно сменил лихорадочный румянец, а глаза потемнели. Матиэллт несколько раз молча прошелся по своей спальне, сердито отодвинув с пути кресло, и остановился напротив сестры.
- Почему мне кажется, что ты знаешь гораздо больше меня?
Лиэлл вздохнула и уселась на край стола:
- Совсем не намного. Пока ты лежал пластом, мы с ребятами хорошенько порылись в сети.
- Выкладывай. Раньше я не стремился узнать больше, чем хотела мне рассказать Мария, но теперь… Я слушаю.
- Прежде всего о ней. Мать Марии де лос Долорес Руис Ортего не состояла в браке с ее отцом, одним из герцогов Альба. Наоборот, после короткого романа он прекратил общение с бывшей подругой, а, узнав о рождении девочки, признать ее не пожелал. Что, собственно, неудивительно при наличии жены, двух законных сыновей и частых связей на стороне. Никакого участия в жизни дочери он не принимал, даже после того, как погибла ее мать. Марии тогда было четырнадцать. И вдруг сравнительно недавно отец воспылал к ней любовью настолько, что наделил очень и очень приличным приданым, отписав дочери поместья и земли. По времени это событие почти совпадает с вашим разрывом.
- Да, замечательная получается картина, - мрачно констатировал Матиэллт. – А откуда взялся рэтвелл?
- Теперь о нем. Вскоре после официального признания наследницы отец познакомил ее со студентом Военно-Космической Академии. Его семья занимает в Рэтвеллианском Союзе Воинов видное положение, он прибыл на Землю в рамках программы по обучению молодых рэтвеллов тактике и стратегии. Ты о ней, конечно же, помнишь. Так вот – вспыхнул бурный роман, щедро освещенный в средствах массовой информации, и помолвка не заставила себя ждать. Свадьба состоится через два месяца, молодожены вступят во владение имуществом и посетят родину новоиспеченного супруга. В общем, светская идиллия.
- Совсем плохо, - Матти устало сжал переносицу. – Это все?
- Нет, - жестко ответила Лиэлл. – Варвара утверждает, что у землян и рэтвеллов не может быть общих потомков. И еще: Мария отказалась взять фамилию отца и принять его титулы. По сравнению со всем остальным – мелочь, но в общую картину не вписывается.
- Так, – Матиэллт направился к гардеробу. – Мне нужны сутки для того, чтобы понять, что происходит. После этого я, скорее всего, лечу на Землю.
- Мы с тобой, Матти.
- Боюсь, что это будет необходимо. И попроси Мишку – пусть ждет меня в кабинете.
С трудом отбившись от врачей, Правитель Соэллы весь день на пару с неимоверно осторожным теперь в высказываниях Копаныгиным провел за сбором информации. А ночью, лежа без сна, он изо всех сил старался не провалиться в отчаяние от осознания того, что натворил.
Прежде всего, Ли, безусловно, была права: следовало с самого начала называть все своими именами. Он действительно влюбился. Но разве мог он предположить, что для этого ему не придется ничего делать, не нужно будет прилагать никаких усилий и изобретать сложных ходов. Оказывается, достаточно было просто увидеть девушку, просто восхититься ею, а дальше уже не бояться принять свалившееся на него счастье целиком и перестать рассчитывать все на свете. И тогда многое было бы по-другому. Да что там многое – все! Тогда он был бы внимательнее к единственной для него женщине, и не лежал бы сейчас один, с мучительным сожалением перебирая воспоминания.
Например, как одной из тихих звездных ночей на Земле он мимоходом поинтересовался:
- Так почему же все-таки мать назвала тебя в честь Марии Скорбящей?
- Потому что испытания не сломили ее, - грустно ответила Машенька.
- А тебе предстоят испытания?
- Ох, Матти, давай оставим эту тему, - девушка легко и быстро повернулась на бок, чтобы устроить голову у него на плече, и от этого движения по его груди разметалась шелковая волна локонов. – Это старая история, и она ничего между нами не изменит.
Действительно, подумал тогда Матиэллт, запуская ладонь в черное великолепие кудрей. Что бы там ни было, она сейчас с ним, и он может вот так прижимать ее к себе, а прошлое пусть остается в прошлом.
Не осталось. Прошлое уже тянуло к его любимой свои лапы, а он так и не нашел повода хотя бы выяснить, чем расстроила ее та встреча с адвокатом в Прадо. Считал себя не в праве интересоваться жизнью Марии, стремился не переходить им же самим выдуманных глупых границ. И только теперь понял, кого же всегда напоминала ему Машенька. Именно в Прадо находятся знаменитые портреты Каэтаны Альба кисти Франсиско Гойи, и посреди зала стояла тогда почти точная копия герцогини – те же высокие полукруги бровей, темные глаза, кудри, фарфоровая кожа… И то же нерушимое достоинство. Встречу назначили в музее, явно стремясь напомнить Марии о родословной, и это наверняка возмутило ее. А Матиэллт видел портреты в тот же день, но не сумел предположить, что гордый нрав испанской аристократки воплотился в хрупкой девушке рядом с ним.
Зато теперь он знал, почему мать назвала девочку Марией Скорбящей. То прошлое, которому не было дела до ребенка, отчего-то заинтересовалось взрослой девушкой. Посылало к ней поверенных с предложениями о наследстве, требовало выплаты несуществующего дочернего долга, а она гневно и сдержанно отказывалась, не желая иметь с отцом ничего общего. Но потом вдруг передумала. Что же должно было случиться, чтобы пойти на поводу у ничего не значащего для нее человека и согласиться выйти замуж по его указке?
В скоропостижную пылкую любовь с рэтвеллом Матти не верил. Почему Машенька отказалась от отцовского имени и титулов, он как раз понимал, а вот что могло заставить ее выполнить волю отца – терялся в самых мрачных догадках. Угрозы? Отчаяние? Безразличие к своей судьбе? И если на угрозы его любимой Матиэллт сейчас готов был кому угодно ответить должным образом, даже невзирая на отсутствие прав, то за ее отчаяние и безразличие ответственность, видимо, лежала на нем. Матти с тревогой и ужасом вспоминал теперь, как погасли глаза Марии после его слов о Лиэлл и Павле: «они любят друг друга и хотят быть вместе, несмотря ни на что». А у него были дела, гораздо более важные, чем девушка на Земле, значит, не было любви – вот что подумала тогда Машенька. И вскоре простилась с ним, холодно и отстраненно. От своей собственной слепоты и глупости опять начинало тоскливо ныть в груди, и Матти старался отвлечься решением другого вопроса: зачем герцогу Альба принуждать дочь к браку с рэтвеллом?
|
