Глава 4

     Испытания в полевых условиях прошли успешно, и первый валун приказал долго жить, рассыпавшись в пыль. Когда еще один последовал за ним, на второй капсуле, вооруженной аннигилятором, поднялся Федор. Вдвоем они отработали первый пункт плана, и через час завал над бункером уменьшился примерно на четверть, плюс исчезли огромные валуны, готовые завалить место раскопок новым слоем обломков. Однако теперь требовалось очистить поле работ от ровным слоем покрывшей все пыли — она создавала при наведении аннигиляторов помехи, которые были бы незаметны в бою, но при нынешних ювелирных процессах могли навредить результату. Павел с Федором посадили капсулы в отдалении, а ребята, вооруженные слегка модифицированными автоуборщиками, собирали оставшуюся от обломков пыль.
     После этого Михаил провел новую серию измерений, скорректировал план действий, и пилоты приготовились ко второму заходу. По расчетам, батарей аннигиляторов должно было хватить как раз на этот слой, а затем все равно пришлось бы прерваться. После долгих обсуждений еще на «Заре» решили, что на этом этапе пилоты заберут на корабль аннигиляторы и Монти с Рейвен, которые помогут быстро их перезарядить, остальные останутся расчищать завал от пыли, а если получится выкроить время — Беллами, Эхо и Джон с Виктором слетают к оазису на пассажирской капсуле, рассмотреть его поближе, и вернутся. Потом, если повезет, то за третий и четвертый «сеансы» они доберутся до люка бункера, и дальше в ход пойдут уже роботы-погрузчики, перепрограммированные Рейвен, которые расчистят площадь окончательно.
     Этот план устраивал всех, и основную сложность сейчас составлял тот небольшой участок, который во избежание повреждения бункера надо было сносить под определенным углом и с той самой точки, которая так взволновала Виктора. Когда дело дошло до ответственного момента, Павел попросил отойти подальше всех, включая Федора — как бы то ни было, но зацепить вторую капсулу с аннигилятором было бы верхом глупости. В принципе, он был уверен, что успеет увернуться, даже если стена небоскреба и правда окажется менее прочной, чем им кажется, и решит рухнуть. Хотелось бы, конечно, и вовсе избежать обрушения. Хотя падала бы эта одинокая стена в стороне от расчищаемой области, но кто знает, что и куда решит обвалиться следом...

     — Если не уверен — давай лучше не гнать, а? — непривычно неуверенно сказал Виктор, задержавшись. Рядом пинал камешек Джон — то ли ждал Виктора, то ли сказать что хотел, то ли по привычке держался рядом с Павлом.
     — А есть варианты? — пожал Павел плечами.
     — Распылить стену перед тем, как стрелять по завалу, — подал голос Джон, не переставая пинать камень. — Ликвидировать опасность до того, как она ликвидирует тебя.
     Павел помотал головой, а Виктор вздохнул:
     — Я предлагал. Но Мишка прав, на это нужно слишком много энергии, даже если стрелять из двух аннигиляторов сразу, может не хватить, а это чревато все равно обрушением, если процесс остановится до завершения полной аннигиляции...
     — Короче, крайне невыгодно, — подвел черту Павел.
     — Выгоднее уронить ее целиком и сразу, на один из аннигиляторов и на тебя? — уточнил Джон, остановившись наконец, глядя в упор своим пронзительным светлым взглядом, в котором Павел с изумлением опознал тревогу.
     — Я увернусь, — сказал он. — А так — это оптимальный вариант; даже если она рухнет — снести ее с завала будет проще, чем когда она стоит целой. Просто будем чуть дольше работать.
     — Ну смотри, — помотал Джон головой, развернулся и направился к ожидающим вдали ребятам, бросив напоследок: — Удачи.
     Виктор проводил его глазами.
     — Кажется, Джон о тебе отдельно беспокоится, — сказал он по-русски. — Заводишь друзей?
     — Заводят щенков и тараканов, — не повелся Павел, хотя ему почему-то стало приятно. — Все, иди уже, дайте поработать спокойно.
     — Ну-ну, работничек... Удачи. — Виктор хлопнул его по плечу, развернулся и быстро зашагал к остальным.

     Наверное, компьютер среагировал бы точнее. Но Павел привык полагаться на свои рефлексы, до сих пор они его не подводили. Глупо, да. Мишка же специально все замеры в компьютер внес, достаточно было просто включить автопилот... Но Павел его не включил. И даже Федор, лучше других понимавший, что он делает, промолчал — он тоже доверял Павлу больше, чем компьютеру.
     А зря.
     Потому что он не увернулся. У него почти получилось, если бы не мелкий камень, попавший по «крылу» капсулы, не повредивший ее, но создавший совершенно ненужный еле заметный крен и толчок в неправильном направлении. А второй, роковой обломок — из-под которого Павел должен был уйти этим движением, но не сумел, — ударил почти точно в центр верхней части корпуса, тоже не пробил насквозь, но сбил капсулу на землю. А вот следующий, упавший сверху, видимо, пробил колпак капсулы и задел Павла по плечу. Корпус капсулы выдержал и не расплющился, хоть и принял на себя основной удар, так что Павел успел отстегнуть фиксатор и отклониться, отчего удар кромки прошелся вскользь, не переломав ему кости, но пропоров скафандр.
     Когда грохот вокруг утих, стало слышно, как в наушнике орет Федор, фоном что-то выкрикивает Виктор, скрипит корпус капсулы под тяжестью обломков, гудит и пищит в голове... Павел попытался собраться, вдохнуть поглубже и ответить, что он жив, но тут пришла боль. Его накрыло ощущением, будто кожа начала тихонько плавиться, словно скафандр раскалился, и тут до него дошло, что гудит голова от сотрясения, а вот пищит — от сигнала зашкаливающего счетчика радиации. Рукав скафандра был разорван, как он успел заметить, а сейчас — вспомнить, — не меньше, чем сантиметров на двадцать. Даже если сейчас немедленно закрыть прореху, что не получится, пока ребята не вытащат его отсюда, он уже успел схватить ту еще дозу. К горлу подкатил спазм то ли страха, то ли тошноты, в любом случае — в его ситуации неуместный.
     Восхитительно.
     — Пашка, мы сейчас их снимем, ты только не дергайся! — стали отчетливее голоса в наушниках, где всех перекрывал рык Федора.
     — Козелков, ты живой? — прорвался следом Виктор. — Пашка!
     — Я живой, — сказал он наконец, чувствуя, что горло тоже «плавится». Получилось настолько сипло, что он сам себя еле понял, но ребятам этого хватило. Он хотел сказать что-то еще, но мысли расплавлялись в боли вместе с его телом, и прежде, чем его накрыло темнотой без чувств и ощущений, он собрал только одну: обидно будет сдохнуть идиотом...

***

     Знакомое бульканье аквариумов прорвалось первым. И только потом всплыли голоса. Тело словно онемело, лишь кружилась голова и слегка подташнивало, но больше ничего не ощущалось. Как в невесомости. Или в озере. Открыть глаза сил не было, но слушать он уже мог.
     — ...ничего не происходит, только процесс чуть замедляется. Я изведу весь запас антирадиационных препаратов, но ему это не поможет. Слишком большая доза.
     — И сколько?
     — Не знаю. Не думаю, что больше суток.
     — А по-английски?
     Юля повторила — это была Юлька, кто же еще мог таким сухим голосом, в котором отчетливо слышалась скрытая истерика, так спокойно повторить по-английски, что ему, Пашке Козелкову, осталось жить не больше суток?
     — И ничего нельзя сделать? — тоже истерика в голосе, только это не Юля... Варька? Нет, не ее голос, и не Катин, да и зачем бы им по-английски...
     — Ваши препараты не помогают? — упрямый голос Джона ни с чьим не перепутаешь.
     — Нет. Я ввела уже максимально возможную дозу, и обезболивающие, и... теперь только ждать. На этой стадии даже пересадка костного мозга не поможет. Поздно.
     — Почему не поможет? — все-таки, это был голос Рейвен, тот, что с истерикой. Забавно, что она рядом. Что они вообще тут делают?
     — Потому что бесполезно. Его органы отказывают, и я не... пожалуйста. Извините.
     Юля умолкла.
     — А чего ждать?!
     — Рейв...
     — Нет, чего ждать?!
     — Даже здоровый костный мозг от идеального донора уже не сможет справиться с таким поражением, — вступила Варвара. — Просто не сможет.
     — Так, давайте-ка все отсюда, — снова Юля. — Хватит пациента тревожить. Все нервы и истерики где-нибудь в другом месте. Ему в любом случае нужен покой.
     Шаги, шепот, чуть громче:
     — Джон, ну вы идете?
     И тишина, но не пустая — кто-то рядом всхлипывает.
     — Рейв. Пойдем.
     — Подожди.
     — Ну чего ждать? Пошли к Беллами, надо поговорить.
     — О чем?
     — Не реви... Сама знаешь о чем. Мы должны обсудить это все вместе. И побыстрее, времени нет, сама видишь. Пошли.
     — Думаешь, — всхлип, — согласятся?
     — А ты как думаешь? Пошли. Не реви, кому сказал!
     Снова шаги, шепот, темнота и густая тишина, в которой булькают аквариумы...

***

     — Ну? Кто-нибудь это скажет?
     Рейвен стояла посреди каюты Блейков, оглядывая остальных. Мерфи застыл рядом, но смотрел исключительно на Беллами, словно только от него зависело решение.
     Эхо посадила Роана к игрушкам на кровати, тот немедленно занялся разбрасыванием их по доступной ему поверхности покрывала. Беллами следил за сыном, упорно не глядя на ребят, но чувствовалось, что он просто не хочет никого подталкивать, ждет, пока все выскажутся сами. Эмори машинально терзала край своего жилета, вместе с Монти с тревогой глядя на Харпер, которая сидела, сложив руки на коленях и изучая их с таким видом, будто это было самое интересное в ее жизни.
     — Они нас вытащили с Кольца, хотя не были обязаны! — почти угрожающе сказала Рейвен, не дождавшись реакции. — Они помогали нам! И ничего взамен не просили.
     — Пола накрыло, когда копали завал над бункером, — негромко сказал и Мерфи. — Если бы не мы, он туда не полез бы вообще.
     — Все так, — вздохнул Беллами, прерывая свое нейтральное молчание.
     — Мы даже не знаем, поможет ли наш костный мозг, — осторожно вступила Эмори. — Джули с Барбарой сказали, что уже поздно.
     — Поздно для пересадки их костного мозга, — не поднимая взгляд, возразил Монти. — Здорового, но такого же подверженного действию радиации, как и его собственный. А наш...
     — Может, мы не успеем спасти Пола, но мы откроем остальным нормальный путь на Землю, — сказала Эхо. — Мы можем это сделать.
     — Так давайте сделаем, — подала, наконец, голос Харпер.
     Беллами тоже поднялся на ноги, словно только ее слов и ждал — а может, так и было, — и обвел всех серьезным взглядом.
     — Так что? Я пошел к Виктору?
     Рейвен молча стояла на том же месте, оглядывая всех с такой надеждой, словно от их решения зависела ее собственная жизнь.
     Харпер подняла голову, встретилась с Беллами взглядом и медленно кивнула.
     — Конечно, — спокойно сказала Эхо и поймала Роана, готовящегося свалиться с кровати.
     — Мы все должны пойти! — мотнул головой Мерфи.
     — Мы должны, — сказал Монти больше Харпер, чем остальным, осторожно сжал ее руку. Она перевела взгляд на него и вдруг неуверенно улыбнулась, вызвав ответную улыбку. — Ты у меня очень смелая.
     — Я трусиха, — покачала она головой. — Но в горе Уэзер меня... про меня сказали, что я универсальный донор.
     — С костным мозгом все сложнее, чем с кровью, — сказал Беллами. — Но, думаю, все вместе мы разберемся. Ты же скачала нашу базу данных из медчасти, как я просил? Рейвен?
     Рейвен встряхнулась, словно переключаясь в свой обычный рабочий режим.
     — Да. Да, конечно. Я схожу за флешкой, принесу к офису Виктора, думаю, смогу ее подключить к их компьютеру...
     — Я с тобой, — вскочила Эмори.
     Беллами вздохнул с видимым облегчением.
     — Значит, решено. Идем к нему.

***

     Снова бульканье. Должно бы раздражать, но пока он слышит, как булькают аквариумы — значит, еще живой. Наверное, это последние звуки, которые он слышит. А потому можно ими наслаждаться. Благо даже тошнота прошла. Наверное, его до бровей залили обезболивающими, а ушедшая тошнота... скорее всего, это означает, что скоро уже все. Павел в последнее время начитался про лучевую болезнь — временное улучшение наступает перед последней фазой. Надо попросить Юльку не тратить на него препараты, лучше просто ввести что-нибудь... что ускорит процесс. Медленно умирать ему почему-то совсем не хотелось. Если уж выхода нет, так лучше побыстрее.
     На этот раз глаза открыть удалось. В палате медотсека для лежачих — прекрасно, все его вещи тут, как дома лежит! — царил полумрак. Собственно, светились только аквариумы в стене, да небольшой ночной светильник в боковой стене. В потолок смотреть было скучно, поэтому следующим шагом он попробовал повернуть голову. Даже получилось.
     В кресле, которого раньше тут не было, сидел человек. Ребята не оставляли его одного. «Дежурства устроили», — подумал он с непонятным чувством: то ли ему было приятно, то ли досадно и неловко, что он столько проблем всем доставил. Ничего, скоро это, наверное, закончится.
     В полумраке тени падали так, что из положения на кровати трудно было разглядеть, кто это, но судя по отсутствию реакции на его, Павла, движение, посетитель спал. Значит, на борту ночь. Иначе тут как минимум была бы бодрствующая узнаваемая Юля.
     Будить дежурного Павел не хотел, а потому снова уставился в потолок. Ждал приступа слабости, как в прошлое пробуждение — ведь тогда он даже глаз открыть не мог, а сейчас вон... головой ворочал, осматривался, думал. Он пошевелил рукой, которой что-то мешало, осознал, что лежит под капельницей. Ну вот зачем они... если все равно уже, зачем тратить на него медикаменты? Придет Юлька, надо будет с ней серьезно поговорить. Или нет. Лучше с Виктором. Юлька врач и... и Юлька. Она не сможет сама такое решение принять.

     Размышляя и пялясь в потолок, он машинально проверял собственное тело. Против прошлого раза, руки-ноги вроде слушались и даже что-то ощущали. Точно, улучшение перед концом. Ну хоть так, почувствовать себя ненадолго снова нормальным человеком. Павел попытался согнуть в колене ногу, с одеяла что-то соскользнуло, салфетка, что ли, рефлекторно свободной от капельницы рукой он попытался это «что-то» поймать, не сумел, но шум заставил подскочить дежурного в кресле. Павел опомниться не успел, как услышал характерное шипение включившейся рации, и знакомый нагловатый голос отчетливо сказал по-английски:
     — Джули, он проснулся. — В следующий момент рация полетела на кресло, а Джон — к кровати Павла, для удобства общения сразу на пол, чтобы оказаться лицом к лицу.
     — Привет, — сказал он без улыбки, тревожно глядя на Павла. — Ты как?
     — Нормально, — попытался ответить тот, получилось не очень, и Джон тут же метнулся куда-то в сторону, вернулся со стаканом воды с тонкой трубочкой в нем. Павел не успел опомниться, как его очень аккуратно и умело приподняли над подушкой, чтобы было удобнее пить, и некоторое время он был занят исключительно восполнением жидкости в организме. Потом Джон бережно опустил его обратно, чуть приподняв изголовье кровати. Отставил стакан и снова сел рядом на пол.
     — Так как?
     — Нормально, — повторил Павел уже более успешно, так что даже было слышно.
     Джон осторожно улыбнулся.
     — Ты всех напугал, — сообщил он. — Мы думали, не успеем.
     Павел вздохнул.
     — Может, и не надо было, — не удержался он. — Возиться бы сейчас со мной не пришлось, с идиотом.
     Джон фыркнул.
     — Самокритика — дело хорошее. Говорил я, что надо было ту стену снести? Ничего, повозились бы подольше с завалом, зато ты бы цел был.
     — Ты говорил, — вздохнул Павел и спросил — пока Юлька не примчалась, надо успеть узнать побольше: — Капсула... шаттл накрылся?
     — Не, Рейвен с Майком отремонтировали. Повозиться пришлось, и в космос он больше не годится, но в атмосфере может работать транспортом. Скафандр твой Тео с Монти тоже починили, и Тео говорит, что а вот он в космос годится. Аннигилятор цел. Они там сегодня как раз должны заканчивать с последним слоем...
     «И правильно. Чего тут над трупом рыдать», — как-то даже слегка обиженно подумалось Павлу.
     — ...А то мы и так пять дней потеряли, пока тебя откачивали, — закончил Джон.
     Сколько? А что случилось с «сутками»?
     Наверное, на его лице все было написано, потому что Джон неожиданно засмеялся.
     — Расслабься, — сказал он наконец. — Пока что похороны отменяются.
     — Так, Джон, спасибо, ты можешь идти! — влетела в палату Юля, на ходу заканчивая прятать волосы под шапочкой и включая верхний светильник. — Режим стерильности снят, но это не значит, что ему уже целоваться без маски можно с кем попало!
     — А с маской? — серьезно спросил Джон, поднимаясь на ноги.
     — Брысь отсюда! — по-русски шикнула Юля, и по ее тону, по прорывающейся сквозь напускную строгость улыбке, по тому, как шутливо поднял руки, отходя к двери, Джон — Павел понял, что тот сказал правду. Умирать он пока не собирается.
     Внезапно стало легче дышать и захотелось нормально сесть.
     — Давай поднимайся быстрее, без тебя на раскопках скучно, — сказал на прощание Джон, подхватил с кресла рацию и вышел.

     Юля сняла капельницу и теперь деловито мерила Павлу давление, осматривала его с таким тщанием, с каким его на медкомиссии перед полетом не разглядывали, сверялась с приборами и своим планшетом, то немного хмурилась — и тогда сердце Павла ухало куда-то вниз, то кивала сама себе и улыбалась уже открыто — и сердце возвращалось на место.
     Наконец она отложила планшет, отключила и сняла датчики, которыми Павел был обклеен, села на край кровати и взяла его за руку, переплетя их пальцы. Она давно так не делала — с тех самых пор, как они решили, что ей будет лучше с Федором.
     — Ну, доктор, я жить-то все-таки буду? — осторожно спросил Павел, когда пауза затянулась.
     — А куда ты денешься, — спокойно ответила Юля, сжимая пальцы чуть сильнее. — Будешь. И, кажется, долго. Если, конечно, перестанешь соваться в такие места, откуда тебя приходится клещами с того света вытаскивать.
     Она помолчала, а потом сказала, глядя ему в глаза:
     — Я готова тебя выписать и выпустить. Тебе пока не стоит пилотировать, наверное, и точно никаких физических нагрузок с неделю... ну, хотя бы пару дней, но в целом ты в норме.
     — А на Землю мне можно?
     Несмотря ни на что, ощущать под ногами твердую почву, видеть над головой голубое небо с облаками и чувствовать себя дома, хоть и немножечко в гостях, оказалось куда лучше, чем ему казалось. когда он размышлял о жизни на поверхности в скафандре.
     — На Землю тебе нужно, — серьезно ответила Юля, сделав упор на слово «нужно». — И мы все должны просить тебя об одной вещи, которая... в общем, Витя хотел сам тебе сказать, но я все-таки врач, а это в большой степени медицинская проблема и... в общем, он сам не решится...
     — Так, Юль, кончай резину тянуть, что случилось?
     — Тебе сказочно повезло, что мы успели освоить новую для нас технологию. Тебе пересадили донорский костный мозг. Он прижился, и восстановление пошло гораздо быстрее, чем я ожидала, я отводила на все это никак не меньше пары месяцев, а ты уже на третий день выдал показатели лучше, чем я ждала через те пару месяцев. А сейчас ты вообще в полной норме по моим данным.
     Она снова замолчала, и на этот раз Павел не решался задавать ни один из волнующих его вопросов: почему, отчего, что значит «лучшие показатели», и кто был донором. Пусть сперва договорит.
     — В общем, есть основания полагать, что сейчас ты способен находиться на Земле без скафандра, — выпалила, наконец, Юля и продолжила, не давая ему опомниться: — Но убедиться в этом мы сможем только если проведем тест. На «Заре» у нас нет условий для подобных испытаний... Но это важно для всех нас. Если это сработало, мы все рано или поздно сможем нормально жить на поверхности.
     — Так. — Павел поднял свободную руку, останавливая поток ее слов. — С начала, пожалуйста. Я, как бывший пионер, в бога и волшебство не верю. Так что мне бы хотелось более-менее реалистичный ответ: что вы со мной сделали?

     Ответ оказался простым и невероятным одновременно. Когда стало ясно, что никакие средства, имеющиеся в Юлином распоряжении на «Заре», Павла спасти не могут, все приготовились к самому худшему, и тут к Виктору пришли ковчеговцы. Они рассказали, что после своей первой высадки на Землю встретились не только с кланами землян, живущих на поверхности, но и с небольшой группой людей, чьи предки пережили атомную бомбардировку в подземном правительственном бункере горы Уэзер, недалеко от бывшего города Вашингтона. И те люди — «Горные», как их называли земляне, — тоже были неспособны переносить радиацию на поверхности, как и экипаж «Зари», потому что их предки всё время после апокалипсиса провели в чистом бункере, и их ДНК не претерпевала никаких изменений. Однако пересадка костного мозга ковчеговцев помогла им изменить этот недостаток, и те, кому была сделана пересадка, смогли выйти наверх без защитных костюмов и жить наверху.

     — Мне показалось, что с той горой и теми опытами все было очень нечисто, — медленно говорила Юля, покачивая головой. — Ребята не хотят об этом рассказывать, но мне кажется, что их согласия на те пересадки не спрашивали. И поскольку они живы, а о людях горы Уэзер они даже не вспоминали раньше... думаю, умерли те не от радиации.
     Да, Павел давно понял, что жизнь на Земле после Ковчега у этих ребят не была усыпана розами и песнями. И что мирной она стала, только когда они всемером оказались на Кольце. Не зря все они, не только Беллами с Эхо и Харпер, умели обращаться с огнестрелом, не зря Эхо и Харпер тогда вышли их встречать первыми — эти девушки в настоящей схватке, наверное, смогли бы завалить и его, и даже Федора. Не зря Рейвен с Монти с полтычка разобрались в боевых аннигиляторах, а Эхо с Беллами так мастерски владеют мечами. Что-что, а бороться за свою жизнь эти ребята умеют во всех смыслах.
     — Но факт, — продолжала Юля. — Это сработало на людях, физиологически подобных нам. Так что должно сработать и на тебе. И на нас всех. Но это надо проверить.
     — Я рискну, — не стал заставлять ее проговаривать это вслух Павел. — Если ты считаешь, что уже можно — я хоть сейчас. Только если не сработает...
     Он хотел сказать «пристрелите меня сразу», но Юля перебила:
     — Если не сработает, Джон готов дать еще дозу, чтобы тебя вытащить снова.
     Вот тебе и ответ на последний вопрос, насчет — кто донор.
     — По восстановленной нами технологии можно пересаживать костный мозг от любого донора, был бы он здоров. Они опять тянули жребий.
     — Дай угадаю...
     Юля заулыбалась:
     — Джон заранее сказал, что раз жеребьевка опять на борту космического корабля, то он и станет донором. Так и вышло. По-моему, он сжульничал, но не знаю, как.
     — Или ему и правда тут «везет», — улыбнулся и Павел. — В общем, мы с ним явные везунчики, и нашему гибриду, то есть, мне, тоже должно повезти. Когда летим на испытания? Я хочу успеть к открытию бункера.
     — Все хотят, — вздохнула Юля. Она все-таки полностью оптимизма Павла не разделяла, но отказаться от эксперимента не могла. Если опыт удался, значит, есть способ им всем адаптироваться к новой Земле. И упускать этот шанс нельзя, пока... Кстати.
     — И что, они готовы всех нас обеспечить донорским костным мозгом?
     — Да. Они еще просили прощения, что не сразу нам об этом сказали.
     — Если ты права насчет горы, то я их понимаю, — кивнул Павел.
     — Мы все их поняли. В конце концов, мы пока не умирали, наши скафандры нас защищали, а позже, скорее всего, они все равно нам помогли бы... если бы мы подружились.
     — Почему «бы»? — спросил Павел. — Тебе не кажется, что мы уже друзья?
     — Да. Они так дружно хотели тебя спасти, что Катя даже расплакалась, представляешь...
     Он представлял. Честно говоря, он сам был готов растрогаться, с того момента, как услышал то тревожное «ты как?» от Джона, заснувшего у его кровати. Но теперь предаваться эмоциям было некогда.
     — Так когда летим?
     — О, что я слышу, он уже лететь куда-то собрался?! — В палату стремительно вошел Виктор, а в дверях застыл Федор. — Паш, я тебе с порога передаю пинок от Мишки, потому что он не для того заводил программу в твой автопилот, чтобы ты проигнорировал его труды и сыграл в ящик, а прощает он тебя только потому, что в ящик ты все-таки не сыграл... — Виктор перевел дух и шагнул к кровати, Юля быстро уступила место, едва успев разжать пальцы, — тот сразу плюхнулся на одеяло и сгреб Павла за плечи. Павел даже не сразу сообразил обнять в ответ: таких проявлений чувств у них за все двадцать лет знакомства ни разу не случалось.
     — Придурок, я тебя вообще больше за штурвал не пущу, — сказал Виктор глухо. — Никогда, понял? Будешь у меня фермером-землекопом, цветочки разводить под руководством Монти...
     — Буду, — согласился Павел, потому что вообще-то он был готов всю оставшуюся жизнь и цветочки, и цыплят разводить, и огород копать, и что угодно, только бы у Витьки не дрожали так руки и голос. — А можно я сам себя на поверхность к цветочкам доставлю? В последний раз?
     В дверях радостно заржал Федор:
     — Все, выздоровел, отбой тревоги!

     Сразу, конечно, Юля его не выпустила, только через пару часов, полных тестов. Она еще пыталась что-то говорить о восстановлении и о «не спешить с выводами», но результаты всех проверок были однозначны: здоров. Оставалась последняя, самая главная проверка, которая определит все их будущее.
     Пилотировать капсулу Павлу, разумеется, доверили, вместе с пассажиром — Павел не удивился, обнаружив на заднем сиденье Джона. На радостях ему, кажется, «Зарю» сажать на Землю доверили бы, было бы это нужно. Вторую капсулу, с Виктором и Юлей, вел Федор, который в приступе оптимизма не давал никому передохнуть от своих шуточек в наушниках, а когда он умолкал — эстафету перехватывал Джон. С которым Павел так и не успел поговорить, но влезать с серьезным разговором в их соревнования в чувстве юмора не хотелось.
     Они приземлились в разгар финала работы над бункером, садились подальше от площадки с почти расчищенным завалом, чтобы не помешать, однако краем глаза Павел заметил нечто, что его насторожило: рядом с площадкой стоял самый обыкновенный четырехколесный автомобиль — типа нового УАЗа ... ну как «нового», старого уже, как мир, конечно, — только бронированный и явно с пулеметом на крыше. Да, но откуда тут автомобиль? Бункер еще не открыли, да и в нем такой агрегат вряд ли хранили бы.
     От размышлений о транспорте его оторвал хлопок по плечу.
     — Ты двери откроешь, или мы тут жить останемся? — в своей привычно-саркастичной манере спросил Джон.
     — Что это за машина? — спросил Павел, нажимая кнопку.
     — О, а это мы тебя сейчас еще с одной... эээ... землянкой познакомим. С двумя. Потом расскажу, долгая история.
     Это простецкое «потом расскажу» прозвучало так легко и настолько дружески, что Павел решился. Он вышел из капсулы и ухватил Джона за рукав, как только тот выпутался из своего красного костюма. От второй капсулы к ним шли Федор и Юля с Виктором, и ему хотелось договорить до того, как они начнут ставить свои опыты на животных. То есть, на людях.
     — Юля сказала, это ты меня вытащил, — сказал Павел в лоб.
     Джон усмехнулся:
     — Вытаскивали тебя сперва твои ребята, потом Джули с вашей биологом и Рейвен с Монти, а я просто полежал на кушетке, пока они все работали.
     Павел выпустил его рукав и перехватил ладонь, сжимая пальцы своими.
     — Спасибо.
     Джон сжал его руку в ответ, сильно, так что даже в перчатке почувствовалось, и вдруг улыбнулся — как Кате в первый день, открыто и светло.
     — На-здо-ро-вие, — старательно проговаривая каждый слог, ответил он по-русски. — Главное, чтобы получилось.
     Павел выпустил его руку и отступил на шаг:
     — А вот сейчас и проверим.
     Он не стал дожидаться, пока подойдут Юля с командой, решительно отстегнул защелки, зажмурился и, не слушая предупредительных криков в наушнике, снял шлем. Выждал секунду и решительно вдохнул.
     — Тебе неймется, да? — это Виктор.
     — Погоди ж ты! Вот зараза! — Юлька.
     — И кто из нас клоун? — Федор.
     — Да подождите вы, — это Джон. Вряд ли он понял слова, но смысл уловил. — Все уже, теперь просто подождите.
     Глаза Павел все-таки открыл, увидел прямо перед собой лицо Виктора и зажмурился обратно. Было бы очень хорошо больше никогда такого лица у него не видеть.
     — Ну? — Федор звучал слишком громко, захотелось вытащить наушник. Повинуясь порыву, Павел, не глядя, всунул шлем в руки стоящего перед ним Виктора и стащил перчатку. Открыл глаза и внимательно изучил открытую ладонь. Поднял взгляд и увидел, что его ладонь изучают все, включая свирепого Виктора.
     — Да ладно, Вить, — сказал Павел и тут же заработал гневный монолог на пару минут, из которого понял, что он детсадовский младенец, которого не просто на поводке надо водить везде, а еще и в наручниках и наморднике, желательно, что у него нет совести, а есть только дурь в башке, и что это был последний раз, когда его вот так прощают за самоуправство и...
     — Вить, получилось же, — попробовал Павел снова, когда тот набирал воздух для следующей фразы. Которая так и не последовала.
     — Круто, — сказал спустя несколько секунд молчания Джон. — Беллами тоже так орать может. А Рейвен может круче, потому что у нее голос выше. Звучание непередаваемое. Кстати, о Рейвен...
     Павел вздрогнул. А что — Рейвен?
     — Мы можем Пола отпустить? — деловито спросил Джон у Виктора, который так и молчал. — Он же тут больше не нужен?
     — Куда? — не менее деловито спросила Юля, явно примеряющаяся к Павлу, чтобы посчитать пульс, но перчатки скафандра мешали.
     — Туда, — выразительно махнул Джон в сторону площадки. — Ему там будут рады... Хотя нет, лучше пошли туда сами, Белл нам руками машет. А ты стой здесь! — ткнул он пальцем в Павла.
     — Да. Пошли, он тут сам разберется, — неожиданно поддержал его Федор, глядя Павлу за спину.
     — Снимай уж весь скафандр, — вздохнула Юля. — Посмотрим, что с тобой к вечеру будет. Чуть что не так почувствуешь — немедленно в капсулу, в скафандр и зови меня!
     — Слушаюсь, доктор, — Павел торопливо стащил вторую перчатку и козырнул.
     Виктор молча впихнул ему в руки шлем и пошел к развалинам первым.
     — Помочь? — спросила Юля, но Федор помотал головой и потянул ее за руку следом за Виктором.
     — Удачи. Микрофон сними, — непонятно сказал Джон, снова улыбнулся и пошел за остальными.
     Куда они все, что он не так сделал-то?

     Павел положил шлем и перчатки на сиденье капсулы, подумал и стащил с уха гарнитуру — зачем-то же Джон это посоветовал, — обернулся, чтобы посмотреть им вслед и наткнулся на Рейвен, подошедшую уже практически вплотную.
     — Привет, — глупо сказал он. — А вы уже закончили с завалом?
     — Ага, — кивнула она. — Тебя ждали, чтобы открывать.
     — Правда?
     — Нет, — отрезала Рейвен. — Просто мы люк открыть снаружи не можем. Но Белл сумел с ними связаться.
     — Они живы?
     — Живы, почти все... Я не слышала всего, вас увидела.
     И бросила бункер, который вот-вот откроют, и с которым только что связались?
     — Подумала, что все равно его в ту же секунду открывать не будут, — словно угадав его мысль, отозвалась Рейвен. — Минимум через полчаса, пока они сами до люка доберутся. Инженеры там сейчас все равно уже не нужны. И пилоты-камикадзе тоже.
     Павел не знал, что сказать, но сказать что-то надо было.
     — Помоги скафандр снять, — вылетело у него.
     Рейвен фыркнула.
     — Только скафандр?
     Павел немедленно вспыхнул, а она вдруг изменилась в лице, превратившись разом из насмешливой язвы в растерянную девочку, качнулась вперед и обхватила его руками — почти как Виктор в медотсеке, но тут Павел не раздумывал — руки словно сами действовали, на рефлексах: обнять покрепче, прижать к себе и уткнуться в растрепанные темные волосы на виске, выбившиеся из хвоста.
     — Ты такой смешной, когда смущаешься, — всхлипнула Рейвен. — Краснеешь, как девчонка... Не умирай больше, ладно?
     Хорошо, что Джон заставил его снять микрофон.
     Хорошо, что сейчас им с Рейвен не мешает защитное стекло шлема.
     И хорошо, что теперь они все могут жить тут свободно и вместе со всеми строить новую Землю…

***

     Если дома тебя не ждут, если дом стал чужим и пустым, — войди и сделай его снова своим. Ведь больше никто этого сделать не сможет.

КОНЕЦ

Страницы: [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] [ 4 ] [ 5 ]