Земля, Рим

   После того, как Гекту Октечу передали предложение соэллиан и приглашение посетить систему Аэрлана, Гео вызвал Павла в свой кабинет и сообщил, что рэтвеллов к Правителю Соэллы будут сопровождать сотрудники земного посольства. Павел испытал прилив неприятнейшего ощущения «не хочу, не буду, не желаю», особенно когда Гео сказал, что в Пространство Соэллы они летят вместе, а на границе Пространства их будет встречать элиана Лиэлл.
   
   Пассажиром Павел летать так и не полюбил. Если раньше, после возвращения со Сьенны, значения этой нелюбви он не придавал, это была не самая главная проблема, то потом, когда память о собственной жизни к нему полностью вернулась, это стало важным — пилот должен летать. А пилот межзвездного корабля должен пилотировать межзвездные корабли.
   Справедливости ради, случаи, когда во время полета не он сидел в рубке, в последние годы можно было сосчитать по пальцам, и все они приходились на сопровождение чрезвычайного и полномочного посла Соэллы на Земле в его межзвездных перелетах. Не доверял Павлу пилотирование только он. Гео категорически возражал против того, чтобы Павел управлял кораблем, хотя официально тот давно числился именно что основным пилотом при посольстве.
   Но нежелание лететь к Соэлле вызывала не только эта особенность полетов с послом.
   Сотни лет назад Павел отдал бы все на свете, только бы полететь к Соэлле, которую он видел всего однажды, и то не вживую, а когда Лиэлл показывала им с ребятами картинки своих воспоминаний. Тогда он стремился на Соэллу всей душой, не думая о цене и последствиях, потому что там, на этой планете, его ждала любимая женщина… или не ждала, но ответить точно могла только она сама.
   Так вышло, что тогда полета на Соэллу не случилось, просто не понадобилось. Лиэлл сама вернулась на Землю, к нему. Всю их недолгую, но очень счастливую совместную жизнь они провели здесь, и никому из них ни разу не пришло в голову предложить слетать на ее родину, и даже церемонию вступления в брак по соэллианским обычаям они провели в недавно открывшемся посольстве на Земле. А потом был полет «Эвридики», перевернувший все.
   И теперь ему нельзя на Соэллу. Не в этой жизни.
   
   Когда он попытался отказаться, Гео помрачнел и нахмурился. Павел отвел взгляд, уставившись на узорчатый бело-голубой пол в ожидании потока раздражения.
   — Я, конечно, могу приказать, как твой начальник, — негромко сказал Гео. — И, согласно твоему контракту, ты должен будешь подчиниться, сам понимаешь.
   Павел промолчал, чувствуя, что сейчас будет «но».
   — Но ситуация такова, что я не могу приказывать. Я могу только просить.
   А теперь голос звучал не просто тихо, а еще и мягко, действительно просьбой, и это давило сильнее, чем если бы Гео позволил себе повысить голос и действительно начал раздавать приказы.
   — Ты мне очень нужен в этом деле. Пожалуйста, отец.
   Последнее слово, сказанное почти неслышно, прозвучало ударом колокола. Павел поднял взгляд, не особо поверив ушам.
   Гео никогда, ни разу не называл его так, за все время. На близкое «ты» они перешли довольно быстро, но в остальном — посол для Павла был «Геллиот», а тот в ответ пользовался исключительно официальным «Павел Кондратьевич», как его уже лет триста никто не звал. В сочетании с «тыканием» это имя звучало еще более дико, но, видимо, помогало Гео справляться с до конца не принятым им новым родственным статусом бывшего космонавта-гладиатора, так что Павел не возражал. Спасибо, что вообще как-то называл.
   Но слово «отец» он услышать вообще никогда не надеялся. Казалось, их родства для сына просто не существовало.
   А теперь Гео смотрел широко открытыми, такими знакомыми глазами своей матери, словно искал на лице Павла ответ на это свое «ты мне очень нужен», а он никак не мог этот ответ сообразить, судорожно перебирая слова, не очень понимая, какое больше годится — да, нет, не знаю, что с тобой случилось, сын…
   — Хорошо, — смог он вполне уверенно сказать вслух, отметая всю сентиментальную чушь.
   
   Вечером после этого разговора, когда Павел, закончив все дела, собирался лечь спать пораньше, прозвучал сигнал вызовов: одновременно входная дверь и коммуникатор дальней связи. Дверь Павел открыл молча, зная, кто войдет — в окно он увидел, как у дома только что припарковался флиппер Тео, — и ответил на вызов дальней, тоже заранее зная, кого увидит. Пораньше лечь спать явно отменялось.
   — Вить, прости! — сказал он раньше, чем Середа смог хоть слово произнести. — Я знаю, надо было тебе в тот же день все рассказать, но я тогда замотался…
   — Ага, он с рэтвеллом банкет устроил, ни на что больше времени не нашлось! — подхватил влетевший в комнату Тео. — Привет, Виктор.
   — Все, я могу поздороваться? — сказал, наконец, тот, когда они оба умолкли. — Привет, ребята. Пашка, мне Сережа уже все рассказал, не страдай, я в курсе. Тео, а ябедничать нехорошо. Как у вас дела?
   Павел пожал плечами:
   — Ну, как… тебе ж Сергей все рассказал, мне особо добавить нечего.
   — Ой ли? — прищурился Виктор. — Сережа с этим капитаном всю ночь в беседах не проводил. До чего договорились?
   Пришлось в общих чертах пересказать суть ночного диалога, и как-то сути оказалось не так уж и много — больше эмоций и экскурсов в филологические дебри.
   — Ладно, понятно, — кивнул Виктор, и по его лицу никак не читалось, что именно ему понятно — и про проблему рэтвеллов, и про него, Павла. — А по существу, с Гео что решили? Ну, кроме того, что соэллиане рэтвеллов из Солнечной заберут?
   — Что они, чемодан, что ли? — вырвалось у Павла. — «Заберут»...
   — Ага, чемодан. Без ручки, — вставил Тео, заслужив дружеского пинка.
   — Через четыре дня у нас встреча с представителями Совета на границе Пространства Соэллы, — сказал Павел, пока Тео не решил, как на пинок отвечать. — Завтра вылетаем. Сопроводим туда Октеча, и дальше уже соэллиане сами будут решать, что с ними делать. Больше пока ничего не известно.
   — Ты, конечно, в первых рядах, — с каким-то неудовольствием отметил Виктор. — «У нас встреча, сопроводим». Без тебя там никак.
   — Гео настаивает, — отрезал Павел, чтобы напомнить, что мнение Середы, конечно, по-прежнему важно, но у него давно своя работа. — А он мой начальник. Сказал — значит, сопроводим.
   — Не закипай, Пашка. Я же не пытаюсь тебя отговорить. Сопровождай, конечно. Только не ввязывайся ни во что лишнее.
   — У него с Октечем контакт налажен, — сказал Тео, и Павел не услышал иронии. — Так что Гео просто хочет использовать все возможности, чтобы нормально долететь и довести дело до ума.
   — Ладно, — вздохнул Виктор. — Лети, налаживай контакты дальше. Я надеюсь, твои способности внештатного психолога все еще работают, и в рэтвелле этом ты не ошибаешься. Удачи.
   — Спасибо, командир, — отозвался Павел. — Есть налаживать контакты. Привет Варьке.
   — Ага. Счастливо, — Виктор коротко улыбнулся, кивнул Тео и связь прервалась.
   
   Спустя четверть часа Павел сидел в своем любимом кресле и обреченно наблюдал, как Тео меряет гостиную по диагонали — так получалось сделать больше шагов.
   — И вы серьезно думали свалить без своего шефа СБ?
   В ответ Павел вздохнул.
   — Нет, мы просто еще не обсуждали, кто полетит с нашей стороны кроме нас с Гео, — терпеливо сказал он в третий раз за последние десять минут.
   Тео с сарказмом фыркнул — в третий же раз, — плюхнулся в кресло напротив Павла и значительно спокойнее осведомился:
   — И сколько там еще будет сторон?
   Павел вздохнул снова.
   — Гект и трое его ребят от рэтвеллов…
   — «Ребят». Слово-то какое.
   — А какое надо? — устало поинтересовался Павел, прекрасно понимая чувства друга, но уже не разделяя их в данном конкретном случае. Тот проявил чудеса дипломатии и терпимости, не позволив Павлу убить Гекта при первой встрече, и даже смог нормально говорить с рэтвеллом в кабинете посла, но на большее его явно не хватало.
   — Не знаю, — отмахнулся Тео. — Шакалы они. Твари. Сволочи…
   — Слушай, а давай ты останешься на Земле?
   —...ну и «ребята» тоже ничего звучит, — закончил Тео, как будто тут никто больше ничего не предлагал. — Ладно, это понятно, а от Соэллы кто? Гео-то пока что как посредник, в права наследования не вступал, да?
   — На границе нас встретит элиана Лиэлл в качестве представителя Совета и лично Правителя. — Павел давно репетировал, как говорить о ней с кем-то, так что смог произнести фразу вполне уверенно, не запинаясь на имени. — Как ведущий специалист в Галактике по вопросам рэтвеллов и телеэмпат высшего класса. Со своим советником с Земли, в смысле, с Мишкой. Будут проверять благонадежность Гекта и компании и представлять Соэллу непосредственно.
   Тео поднял левую бровь на «элиану», но дослушал, не перебивая. Однако спустя минуту все же высказался:
   — Твой великовозрастный отпрыск издевается, что ли? Пашка, вот сейчас тебе только этой встречи на Эльбе и не хватало. Может, это ты останешься? Ну серьезно, ты ж только устаканился весь.
   — Ну и прекрасно, — серьезно сказал Павел, жестом остановив дальнейшие возражения. — Устаканился. Значит, все будет хорошо.
   Он никак не мог сообразить, что его насторожило в словах Тео, но тот не дал ему времени на размышления:
   — Ладно. Тогда я точно лечу. В качестве моральной поддержки.
   — Поддержки кого?
   — А кого придется. Я, между прочим, соскучился по ним обоим, по Ли с Мишкой. Кстати, про Катьку ему ты скажешь, или я?
   Пришла очередь Павла поднимать бровь. Для разнообразия, обе. Поднимать только одну он так и не научился, поэтому просто уставился на друга, медленно осознавая: «Катькой» Тео Кэти никогда бы не назвал. Как и их с Мишкой этими именами из детства. Имена «Павел» и «Михаил» он принял, как все они принимали настоящие имена тех, кто вспомнил, но не более. Кроме того, Тео, как и Джули, единственные из экипажа «Эвридики», кто не вернул свою память, понятия не имели, что связывало Павла и Лиэлл. Не было причин афишировать их трехсотлетний брак, как и родство с Гео, эти нюансы знали только те, кто на свадьбе лично присутствовал. И, главное, помнил об этом.
   А выражение «встреча на Эльбе» сейчас вообще знакомо только выходцам из двадцатого века. Как и «чемодан без ручки» с «устаканился».
   Павел медленно встал на ноги.
   — Проболтаешься Джули, я тебе ухо откушу, — предупредил Тео… то есть, Федор, тоже поднимаясь. — Она осталась одна, последняя из нас, но чтоб я сдох, если она это поймет. Мы с ней вместе.
   Павел несколько секунд переваривал услышанное, а потом просто шагнул к нему, обхватил обеими руками, стиснул изо всех сил, уткнулся носом в обтянутое униформой СБ плечо и замер. Дождался, пока тот обнимет его в ответ, и спросил, прямо в это самое надежное на свете плечо:
   — И давно?
   Федор помолчал, шумно вздохнул и ответил:
   — С Торана. По дороге туда накрыло, к возвращению на Землю уже совсем собой был.
   Все три года. Конспиратор хренов!
   — Сперва сам не понял, что происходит, а когда осознал, мы уже приземлились, — продолжал Федор, — а там Варька с Витькой тоже… Я сразу подумал, что подожду Юльку. Это трудно, когда рядом с тобой те, кто вернулся, а ты все тупишь. Я сам с трудом даже с одним Серегой общался, а когда еще Мишка проявился… В общем, я не хотел, чтобы она одна, без меня оставалась. Ну, то есть со мной, но… ты понял. Мы с ней вместе, — повторил он и осторожно отстранился, глядя Павлу в глаза.
   — Понял, — отозвался он на этот взгляд. — Не скажу. С женой сам разберешься, артист. Но мне-то ты открылся зачем-то.
   Федор широко улыбнулся, толкнул Павла обратно в кресло и сел в свое.
   — Я ж знаю, что ты умеешь молчать, когда нужно. А самому тебе сейчас нужно, чтобы рядом присутствовал тот, кто в курсе и понимает. Так вот, — он поднял руку с воздетым к потолку указательным пальцем, — я в курсе и все понимаю. Если что, можешь на меня рассчитывать.
   — Если что?
   — Ну, если вдруг испарится вся вода на корабле, или роботы-стрекозоиды нападут, или тебе понадобится посредник или совет, как у жены прощения попросить…
   — Посредник и совет не понадобится, — глупо, но неудержимо ощетинился Павел. — Такое не прощают.
   Федор скорбно покивал.
   — Жизнь кончена, ты полный идиот, это не лечится, а соэллианская любовь на века дала трещину.
   — Жизнь не кончена, — не удержался Павел. Если жизнь не кончилась на Сьенне, то теперь это им не скоро угрожает.
   — А про идиота без возражений, ага, — довольно ухмыльнулся Федор и тут же снова посерьезнел. — Но в трещину в ее любви я не верю. И ты не веришь. Но боишься убедиться.
   Слов в ответ Павел не нашел.
   — Значит, я точно лечу, — подвел черту Федор. — Кто вас знает, когда вы еще пересечетесь в этой большой Вселенной. Но, все-таки, с Мишкой сам объясняйся, это ваша проблема больше, чем моя.
   Тут всплыл вопрос, который поначалу заглушила радость от возвращения друга.
   — А ты откуда знаешь, что она уже Катерина?
   Федор фыркнул.
   — А я присутствовал. Буквально, накануне ее отъезда. Она на реку пошла, я за ней. Мы ж тогда договорились, что если тебя нет, я приглядываю…
   Павел кивнул.
   — Я и приглядывал. Она сперва сидела на берегу, а потом камешек подняла и в воду бросила. Потом второй. Бросала, бросала… «блины» эти свои запускала. Ну и добросалась, как я понял. А наутро и улетела.
   «Блины». Ну да, Катино увлечение с детства. Мостик в прошлое.
   — Говорить не стал никому. Это все же личное дело каждого, согласись.
   Павел согласился, но одно сомнение у него все же осталось.
   — Личное, да. Она меня просила никому не говорить. И ему — тоже.
   — Вот тут я вынужден возразить, коллега, — покачал головой Федор. — Придется наплевать, ради всеобщего блага. Ты ж лучше всех знаешь, если Катька уперлась во что-то, ее не сдвинешь, даже если она и не права. А еще мы оба знаем, что поговорить им надо, пора уже. Мишка еще Майком на Земле извелся, а она… Ее же совсем не жажда одиночества от нас отталкивает. Ты и сам это понимаешь.
   Павел понимал лучше всех, потому что именно он вытаскивал Кэти из первого ее отшельничества и возвращал к ребятам. Она тогда скрывалась из-за того, что считала себя опасной для всех, вполне обоснованно, но с этими опасностями он лично и разобрался на месте, грубой физической силой. А еще из-за чувства вины и, как она сама однажды сказала в порыве откровенности, — не думала, что ее смогут принять после всего, что случилось у сьерр и потом на Земле, со всей той «грязью».
   Опасности в Кате Панферовой и вокруг нее не осталось. А вот все остальное могло давить куда сильнее, потому что теперь оно давило не на девушку, помнившую только Сьенну, а на бывшую советскую пионерку, воспитанную совсем в другое время с куда более строгой моралью. Все-таки, в одиночку Катя могла с этим и не совладать. Павел сам вылез из своего подобного болота только благодаря Сереже… и Лиэлл.
   — Короче, действовать надо! — стукнул Федор кулаком по подлокотнику кресла. — Мишку надо с Соэллы на Землю тащить. А тебя — наоборот.
   И Павел снова не смог ему возразить, ни по одному пункту. Может, потому что не хотел.
   
   Когда они сообщили Гео, что без шефа СБ этот полет невозможен, тот сперва резонно возразил, что на его корабле собственная Служба Безопасности есть, но потом задумался, и Федор даже рта открыть не успел, как Гео уже согласился.
   — Пожалуй, вы правы, но с собой берите пару человек, не больше, — сказал он. — Это исключительно для компании Павлу Кондратьевичу.
   Павел слегка поморщился. Ему не хотелось снова слышать это официальное обращение, но он понимал, что на людях Гео свои привычки не изменит. И вообще — то могла быть разовая акция, ради того, чтобы Павел не отказывался лететь.
   — Что-то не так? — заметил Гео.
   — Я бы вообще не стал землян брать, — быстро нашелся Павел, тем более что его эта мысль и правда беспокоила. — Соэллиане более сдержаны, а наши ребята могут и… вспылить.
   — Ты про рэтвеллов? — уточнил Федор. — Брось, у меня сотрудники все воспитанные и уравновешенные. Артура возьму и хватит. Нормальный парень, с рэтвеллами никак раньше не пересекался.
   — Ну ладно, ты меня сопровождаешь, а он тебе зачем? — не смог промолчать Павел. — У Гео Слаэрн есть, соэллианской охраной весь корабль заполнен!
   Слаэрн, первый офицер «Толлеара», корабля Гео, по совместительству выполнял обязанности начальника Службы Безопасности на его борту.
   — Именно. А если мне понадобится помощь, я тобой прикрываться буду? Или бегать за Слаем и попрошайничать: «коллега, дайте пару ребят в помощь»?
   Слаэрн на «Слая» откликался весьма охотно, хотя подобное сокращение услышал впервые при знакомстве от Федора же, большого поклонника старых кинобоевиков с подачи Лиэлл.
   — Да от кого там прикрываться… — начал Павел, но махнул рукой, встретив одинаковые взгляды Гео и Федора, удивленные и укоряющие. Ну да, ну да, рэтвеллы на борту, целых четыре штуки, страшная опасность, с которой соэллиане ну никак не справятся, а вот Артур всех положит. — Ладно, как скажете.

На борту «Толлеара»,
   личного корабля Геллиота
   
   На борту «Толлеара» Павел с Федором вдвоем разместились в одной небольшой каюте, а Артура подселили к одному молодому соэллианскому охраннику. Соэллиане, как и земляне, тоже экономили жилое пространство на небольших звездолетах.
   Они не в первый раз оказывались в одном жилище, много вещей с собой по давней привычке не брали, а потому расположились быстро. Внезапно выяснилось, что заняться им совершенно нечем. Пока все устраивались по каютам перед стартом, даже для Федора не нашлось сиюминутных задач, что уж говорить о пилоте на не своем рейсе. Мысль о том, что весь полет придется провести, сидя в каюте, да даже просто ожидание старта наводило страх ужасающей скуки, ведь они бездельничать на кораблях не привыкли.
   Теоретически, можно было почитать новости или открыть местную библиотеку. Гео следил за обновлением своих баз данных, и на борту его корабля в библиотеке всегда имелись новые и старые книги на любой вкус, которые открывались или по старинке на дисплее переносного планшета, или на голографическом экране над постелью или креслом, или вообще в аудио или видеопреобразовании. Если читать не хотелось, можно было встать и пройтись по всем шести квадратным метрам, стараясь не наткнуться на соседа. А еще можно было открыть наружный обзор и посмотреть на кусок Земли за бортом и еще на что-нибудь, что видно будет.
   Повинуясь этому, самому определенному желанию Павла, корабль открыл обзор, убрав видимость материала обшивки.
   — Никогда к этим фокусам не привыкну, — сообщил Федор за спиной. — Как стену снесли.
   — Можно поменьше обзор сделать, — предложил Павел, — но мне и так нравится. Словно в открытый космос вышел. Наполовину.
   — Оставь, так видно больше, — согласился Федор, подходя ближе.
   В левом нижнем углу «кадра» виднелась Земля, ее выпуклый краешек шел чуть наискосок на общей картине. Облака и океан, классическое изображение Земли в иллюминаторе, белое на голубом — и фоном черный бархат космоса с светлячками звезд. А прямо перед ними, заслоняя часть неба, висела громада рэтвеллианского транспортника-города. То есть, «городка». Павел подумал, что так и не спросил у Гекта, как этот его космический городок называется.
   — Он похож на клопа, — припечатал Федор, который тоже не на Землю смотрел.
   — Брось, — поморщился Павел.
   — Ну правда же.
   — Давай сойдемся на майском жуке.
   — Это тебе не нравится сравнение с клопом или твоему новому другу?
   Слово «друг» он произнес с солидной долей сарказма.
   — Гекту будет все равно, какое слово ты употребишь, у них нет насекомых, — не повелся Павел.
   Друг так друг. Если Федьке хочется поиздеваться, то пусть упражняется. С одной стороны, Павел его неприятие хорошо понимал, а с другой — взрослые же уже люди, и выяснять, кто в чьей песочнице лишний, они не будут, пока это зависит от него.
   — То есть, тебе тоже все равно, какое слово я употребляю, и против «друга» ты не возражаешь. — Кажется, Федор не особенно расстроился. — Ладно, эту часть замнем. Значит, у них нет клопов?
   — И майских жуков.
   — То есть, это неприятно именно тебе.
   — Я не люблю клопов.
   — А корабли рэтвеллов любишь? — театрально поразился Федор. — Ты меня пугаешь.
   — Конкретно этот корабль мне ничего плохого не сделал. Тебе тоже.
   Для себя Павел уже вывел отношение ко всему происходящему, доказывать что-либо не хотел, потому что в их ситуации это личное дело каждого, но промолчать не смог. Эти рэтвеллы ему не враги. Гект вообще нормальный парень. И его корабль все равно не похож на клопа, он выпуклый. А клопы — плоские, насколько Павел помнил.
   — Каждый конкретный клоп тебе тоже ничего плохого не делал уже не одну сотню лет, но ты их всех почему-то не любишь.
   — Майский жук, — упрямо повторил Павел, не желая углубляться в дискуссию на тему «кто кому что сделал».
   — Может, навозный? Навозных у них тоже нет…
   Судя по тону, Федька сдался, но не хотел это быстро признавать.
   — Майский.
   — Ну, пусть майский, — глубокий вздох выразил разочарование. — Только ради твоих прекрасных глаз.
   — Спасибо, — кивнул Павел без улыбки. — И, Федь, не испорть все, пожалуйста. Теперь это не наше дело, а соэллиан. Они явно серьезно настроены, и конфликты на ровном месте им не нужны.
   Федор пожал плечами.
   — Я и не собирался углубляться в азы энтомологии с твоим новым другом, не волнуйся.
   — Я серьезно.
   — И я. Достаточно того, что в клопах и жуках разбираешься ты, а в дипломатии — Гео. С рэтвеллами мне обсуждать нечего.
   Кусочек Земли в углу обзорной стены поплыл левее, исчезая за пределами прозрачного слоя обшивки, «майский жук» следовал за ним. «Толлеар» разворачивался перед стартом к далекой звездной системе в Пространстве Соэллы.
   Павел вдруг понял, что не знает, что сказать. Нечего так нечего, но он и не просил что-либо обсуждать с рэтвеллами. А чего он просил, сам не понимал. То ли попытаться принять, то ли, наоборот, даже не пытаться и просто не заводить разговор о Гекте. А еще он не очень понимал, что думает на самом деле Федька. То ли злится, то ли презирает, то ли хочет разобраться, то ли настаивает, чтобы Павел счел транспортник уродливым, а Гекта и его людей — врагами. Снова.
   — Адмирал, сделай лицо попроще, — вывел его Федор из этих невеселых размышлений, хлопнув по плечу. — Ты меня знаешь, я смотрю на жизнь с оптимизмом. И на этого клопа на нашей орбите тоже.
   Оставалось только надеяться, что он по-прежнему буквально, про транспортник на орбите Земли, а не образно, про Гекта на их с Павлом орбите.
   — Но у меня не получается с ходу принять это все, как получилось у тебя, — закончил Федор.
   Павел повернулся и впервые за время этого непонятного разговора посмотрел ему в глаза.
   — Презираешь? — спросил он прямо.
   — Пашка, ты совсем дурак?
   Изумление в голосе и взгляде было таким искренним, что Павел выдохнул. Все нормально.
   — Сказал же — лицо попроще сделай, — продолжил Федор, уже привычно ухмыляясь. — Ты во всем прав, и я постараюсь мысленно превратить клопа в майского жука. Или в бабочку, если тебе этого захочется. Только не сразу, ладно?
   Павел обернулся к уплывающему из зоны видимости транспортнику.
   — Ладно. Но он совсем не похож на бабочку. Жука будет достаточно.
   
   За пульт управления Гео Павла снова не пустил. Официально — потому, что летели они на корабле с собственным экипажем, состоящим исключительно из соэллиан. Легче от этого Павлу не стало. Пользуясь некоторыми переменами в отношении к нему Гео, хотелось спросить, наконец, чем он заслужил такое тотальное недоверие к себе, как к пилоту, но Павел решил, что не стоит рисковать испортить это отношение обратно.
   Федор после старта присоединился к охране на борту, а больше поговорить о семейных проблемах было не с кем — не к рэтвеллу же идти, на трезвую-то голову. Поэтому Павел нашел обязательную для любого соэллианского звездолета смотровую площадку, вошел, захотел закрыть за собой дверь и поежился — никак не мог привыкнуть, что при этой мысли створки мгновенно словно срастались и растворялись в стенах, так что очертания входа вообще исчезали. Как будто замуровывались.
   Впрочем, так же, повинуясь его желанию, купол отсека медленно обесцвечивался, становился прозрачным, и знакомый восторг от великолепного зрелища постепенно вытеснял тревогу. Звезды давно стали единственным и безотказным лекарством от всего. Даже если не вести меж них звездолет, а просто наблюдать их сияние над головой.
   Поскольку кроме него на смотровой площадке никого не оказалось, и никакого дела так и не предвиделось, Павел просто лег навзничь на пол и позволил себе отключиться от реальности, вплывая в это черное бархатное пространство с яркими точками чужих солнц. Умный пол соэллианского корабля быстро подстроился под температуру его тела и расслабленность мышц, и спустя несколько минут создалось полное ощущение, что он парит в невесомости открытого космоса, уютно подогреваемый снизу мягким, почти живым теплом.
   Через несколько минут — или часов — идиллию нарушил шелест вскрывшейся и заросшей обратно стены, а по полу под спиной прошла легкая волна — соэллианское чудо-покрытие уравнивало изменившуюся температуру и создавало твердость пола для вошедшего. Голову повернуть Павел поленился и сказал, не сводя глаз со звездного купола над собой:
   — Ложись рядом, кто бы ты ни был, не тревожь пол лишний раз. Помедитируй сам и не мешай мне.
   Из потенциальных врагов на борту числились только четверо рэтвеллов, а их вряд ли выпустили свободно болтаться по кораблю, поэтому волноваться вообще не имело смысла.
   — Ты на это еще не насмотрелся?
   — Никогда не насмотрюсь, — привычно ответил Павел и почувствовал, как Гео сперва садится на пол рядом, а потом откидывается на спину. Секунд через тридцать пол заметно успокоился, приспособившись к двум телам одновременно.
   — Не сомневаюсь. Слушай… Отец, я никогда не объяснял. И вот только сейчас подумал, что тебе это вряд ли приятно.
   — Ты о чем? — уточнил Павел и все-таки повернул голову, убедиться, что реально услышал это слово второй раз.
   Гео смотрел на звезды и не шевелился. Должно быть, он нечасто позволял себе ничего не делать и просто смотреть в пространство, — вдруг подумалось Павлу. Вечные дела, выдохнуть некогда толком. Надо вернуться к работе телохранителя, и следить, чтобы подопечный не только снаружи был в сохранности, но и внутри.
   — Когда я на борту, ты — мой отец, — произнес Гео медленно, словно с трудом подбирая слова, — а не просто сотрудник посольства. А мой отец не должен работать рядовым пилотом. Не могу тебе запретить это совсем, но уж когда мы летим вместе…
   — Тьфу ты! — с облегчением выдохнул Павел, и на это восклицание Гео тоже повернул голову, вопросительно уставился своими ясно-голубыми глазами. Павел не смог сдержать улыбку, да и не особо хотел: — Я-то думал, что ты мне не доверяешь, все никак понять не мог, где ж я так напортачил, что не заслуживаю твой корабль вести!
   — Ты отличный пилот, — серьезно сказал Гео. — Ты даже наши катера с первого раза смог освоить, и даже не только вручную, но и ментально. А ведь они не очень на землян рассчитаны. Наши тебя уважают. Рэтвеллы тоже, кстати.
   — Эти-то за что? — слова Гео Павла слегка смутили, но не настолько, чтобы выключить любопытство.
   — Ну… — а вот Гео смутился весьма заметно, но все же ответил: — За Сьенну, в первую очередь. Они очень ценят силу, как ты знаешь, и ты их там впечатлил, кого вживую, кого в записи и пересказах. А потом узнали, что ты летаешь на всем, что для этого предназначено, и прониклись тобой абсолютно. Мастерство межзвездных пилотов они уважают не меньше.
   — Они тебе сами сказали?
   — Я спросил. Но сначала почувствовал… Я вообще очень стараюсь их чувствовать, пока они рядом, потому что вот им я не сильно доверяю. Но пока, кстати, они подозрений не вызывают. Особенно Октеч. Чем ты его купил?
   Павел невольно рассмеялся.
   — Не поверишь. Как в дурацком кино — сперва морду набил, потом выпили вместе, за жизнь поговорили, расстались если не друзьями, то точно в состоянии перемирия.
   — Я знаю, но неужели этого оказалось достаточно? И кстати, ты же не пьешь?
   — Не пью. Но ради установления контакта… да ладно, кому я вру. Просто хреново мне было. Я все способы перепробовал, оставалось только напиться.
   — Помогло?
   — Да, то есть — нет. Помогло не напиться, а то, что Гект мне показался нормальным человеком. Это как-то… значительно примирило меня с реальностью. Может, я и ошибся, но не готов об этом думать. Пока — да, этого достаточно.
   Павел всмотрелся в лицо Гео и понял, что мысли о сохранности посла изнутри не зря пришли ему в голову.
   — Так, нам лететь еще трое суток, — решительно сменил он тему. Наверное, впервые за все время их знакомства настолько решительно. — У тебя с собой наверняка прихвачены какие-то срочные дела, которые непременно надо решать в пути, помимо собственно проблемы с рэтвеллами, да?
   — Естественно. То, что я временно отсутствую в посольстве, не означает…
   — Означает, — отрезал Павел и сел. — Сдаешь все дела помощникам, желательно, на Земле оставшимся, отключаешь связь с ними и тупо спишь пару дней. Просыпаешься только чтобы поесть. И прекрати «чувствовать» наших пассажиров, пока что за ними есть, кому присмотреть. Я и сам ими займусь. Передохни!
   Гео тоже сел, опираясь на руку, склонил голову чуть набок и с интересом посмотрел ему в лицо — совсем как Лиэлл, — резануло Павла, но он отмел и это воспоминание, чтобы не потерять настрой.
   — Я знал, что произносить это слово будет опасно, — сказал Гео, когда Павел умолк. — Родители-земляне все такие… категоричные. И вот стоило только вслух признать твое родство со мной, как эта категоричность проявилась во всей красе. Хочу напомнить, что мне не пять лет и даже не пятьдесят. Я большой мальчик.
   Павел не сразу понял, что Гео почти смеется. Просто про себя. А выдает этот смех только совсем не сердитый тон и сияющий взгляд. Как у…
   — Так передашь дела? — перебил он и себя, и Гео. — У тебя под глазами натурально темные круги. На вас не очень заметно, но они есть. Ты мать хочешь напугать?
   — Ой, — совсем по-земному отмахнулся Гео и лег обратно. — Можно подумать, она меня таким не видела.
   — И что?
   — Ну что… гнала в отпуск, вот как ты сейчас. Все вы одинаковые. Она же тоже… почти земная женщина давно.
   — И? — упрямо спросил Павел, не поддаваясь на возникающие перед глазами картинки воспитания сына-безотцовщины матерью-одиночкой. — Чем заканчивалось?
   — Сдавал дела и уходил в отпуск, — улыбнулся Гео. — Спорить же невозможно, что с ней, что с тобой. Успокойся, родитель-землянин, лететь мы уже летим в нужном направлении, все дела, кроме рэтвеллов, сдам сегодня в течение дня. Подчиняюсь старшему в семье.
   
   К огромному удивлению Павла, слово Гео сдержал и ушел в свою каюту сразу после сеанса связи с Землей. Видимо, последние дни даже его вывели из равновесия, и категоричностью родителя-землянина он воспользовался, чтобы взять передышку.
   — Папку слушать надо, — с удовольствием сказал Федор, когда Павел ему пересказал диалог с Гео. — Папка плохого не посоветует. Спать и жрать — диета доктора Козелкова вернет к жизни кого угодно.
   С того разговора на Земле, когда Федор «сдался», между ними что-то неуловимо изменилось. Долгое время казалось, что Теодор Челлт от Федора Лобанова для Павла отличается только отсутствием их общих воспоминаний о детстве, «ЗАРЕ» и Вариане. Но только теперь, когда тот отпустил все конспираторские тормоза, Павел понял, как же ему все это время после Сьенны не хватало настоящего Лба — веселого, самоуверенного, нахального, панибратского в общении, грубоватого в выражениях и настолько своего в доску, настолько близкого человека, что ближе у Павла, кажется, никого и не было. Только Лиэлл. Но ее с ним больше нет, все в прошлом, да и близость ее совсем иного рода. А Федька — это часть их Земли, той, которая осталась только в туманных воспоминаниях. Нет, Витька с Варей тоже часть их общего прошлого. Но они последние годы живут своей жизнью, дружба-то осталась, куда ж она денется, но — на расстоянии. Юля так и не вернулась со Сьенны, а Джули никогда особо сближаться не стремилась. Катя с Мишкой свои, но Павел помнил, что они «из другой школы», как ни смешно теперь это звучало.
   А вот Федька с ним был всегда.
   — Ты чего скис? — напомнил о своем присутствии самый близкий человек. — До точки встречи еще почти трое суток ползти, расслабься, успеешь еще пострадать.
   Ну вот кто еще может так легко вскрыть самое больное и пнуть в довесок.
   — Я Гео обещал за гостями присмотреть, — сказал Павел вслух.
   — А чего за ними присматривать? — удивился Федор. — Они, как на борт поднялись, из кают и не выходят, даже объяснять ничего не пришлось. Не будешь же ты у их дверей караулить в ожидании, когда им развлечения понадобятся. Вообще, шел бы ты сам спать, пользуйся случаем. Тебе тоже нервы восстановить надо. — Федор жестом остановил открывшего рот для возражений Павла. — Еще найдешь, куда их потратить. Иди, иди. Если что, я тебя позову.
   Вернувшись в каюту, Павел сперва сидел, потом лежал. Валять дурака, тем более в одиночку, оказалось нелегко. Он попытался открыть книгу, начатую еще до встречи с рэтвеллами на Земле, но в голову ничего не укладывалось, буквы пролетали мимо, потому что мысли обо всем и ни о чем крутились далеко от сюжета. Закрыл книгу и попробовал почитать недавнюю статью о новинках в навигационной аппаратуре земных военных кораблей, но почувствовал, что засыпает вместе со всеми мыслями. Концентрация ни к черту, пора на свалку. Или к психологу, что, в общем, одно и то же в его случае. Или выспаться, все-таки, пока организм сам в сон клонится. Но Павел твердо знал, что едва отложит планшет и попытается закрыть глаза, как сон улетучится, и он будет маяться между дремой и бодрствованием, без шансов уснуть нормально. Проходили. В таком состоянии помочь могло только дело. Желательно, физически утяжеленное, но можно и просто мозговой штурм, главное — чтобы дело, а не убийство свободного времени, которое девать некуда.
   И тут, когда он уже совсем извелся, ожил коммуникатор. Не так уж и много ему времени на выспаться дали.
   — Пашка! — голос Федора звучал то ли тревожно, то ли раздраженно, и Павел бодро вскочил на ноги, чуть не уронив планшет, как будто и не засыпал только что. — Поднимись на верхнюю палубу, в зал релаксации, тут без тебя никак релакс не складывается! — И в сторону, явно забыв отключиться: — Артур, стоять, я сказал! Руки…
   Связь оборвалась, а Павел уже выскочил за дверь. Хотел физического труда? Любой каприз. Говорил он Федьке, что землян лучше не брать, их двоих вполне достаточно! Гадать нечего, стычка с рэтвеллами. Полет намечается с огоньком.
   В зале релаксации, залитом теплым зеленоватым светом, обычно царила тишина, которую нарушала только тихая музыка, настолько тихая, плавная и нейтральная, что воспринималась она этаким даже не «белым», а «прозрачным» шумом. Сейчас же еще за несколько шагов до закрытой стены Павел услышал голоса, и не сказать, чтобы они звучали релаксирующе. Скорее, в зале или зрела драка, или разбирались с ее последствиями. Уже привычно, повинуясь его желанию, корабль открыл в стене двери, и разговор на повышенных тонах стал громче и отчетливее.
   —...Вот пусть они и сидят в своих каютах, а не шляются по всему кораблю, и еще спасибо скажут, что их прямо на Земле не пристрелили!
   Павел понятия не имел, что у Артура столько злости на рэтвеллов, откуда бы… Он услышал негромкий голос Гекта, слов не разобрал, но зато разобрал Артур.
   — Пошел ты со своими извинениями!
   Вскрик Гекта:
   — Скич, нет! — и на сьеррхе: — Все в порядке!
   — Артур, за борт захотел?! — а вот теперь Федор откровенно разозлился.
   Не дожидаясь, пока прозвучавший сьеррх выведет стычку на новый виток, Павел в пару прыжков оказался на пороге и рявкнул:
   — А ну, разойтись!
   Подействовало и на рэтвеллов, и на пару соэллианских охранников, и на Артура, только Федор остался стоять посередине, разведя руки в стороны, словно рефери на ринге.
   — Вы в самом начале полета решили угробиться друг об друга? — уже тише поинтересовался Павел у всех разом.
   Федор кивнул, поддерживая вопрос, и опустил руки, отступая ближе к красному от ярости Артуру.
   — Рассадите этих тварей по клеткам, раз уж на борт взяли! — не сбавляя тон, выпалил тот Павлу в ответ. — Если тебе все равно, что они тут шляются, так ты тут не один! В этом зале нормальные люди отдыхают!
   Павел огляделся. Артур, казалось, был готов в любой момент продолжить разборки кулаками, а Федор — его перехватить. На лицах соэллиан, стоявших с ними рядом, ничего не читалось, никаких эмоций и чувств. Рэтвеллы застыли у стены — двое, широкоплечие и коренастые, больше похожие на телохранителей, чуть впереди, заслоняли Гекта и самого высокого, который выглядел весьма разозленным, а Гект — на удивление спокойным, хотя успел близко с Артуром познакомиться, судя по зреющему синяку на левой смуглой скуле. Павел мысленно выругался, а вслух сказал в пространство:
   — На этом корабле все гости равны. Если кого-то не устраивает общество остальных, он может в своей каюте отдыхать. — Перевел взгляд на Артура и добавил негромко, но в наступившей тишине прозвучало достаточно отчетливо: — А если лично тебя не устраивает что-то в лично моем поведении, скажи об этом лично мне, и мы с тобой лично это обсудим, в любой форме по твоему выбору.
   Он снова огляделся. Федор смотрел серьезно, но одобрительно. Артур, против ожиданий, не горел желанием обсуждать лично с Павлом что бы то ни было, и в сторону рэтвеллов глазами сверкать перестал. Гект больше беспокоился о своих спутниках, чем о продолжении конфликта. Соэллиане по-прежнему изображали воплощенный дзен.
   — Уведи его отсюда, — попросил Павел Федора, отступая с порога, и тот немедленно подтолкнул Артура к выходу. Охранники не двинулись с места, и Павел вздохнул.
   — Ребята, вы тоже идите. Я сам разберусь.
   Соэллиане помедлили, потом согласно кивнули.
   — Мы будем рядом, — сказал ему один из них, и оба вышли. Двери за ними неторопливо срослись со стеной.
   Федора он больше слушать не будет. Надо было наплевать и сделать, как обещал Гео, не отходить от никому не желанных гостей, пусть и у дверей караулить.
   — Моя ошибка, — сказал он рэтвеллам, глядя Гекту в глаза. — Я не знал, что он так против вас настроен, а то не пустил бы его на борт. Вы уж извините.
   Слышал бы его Федька… Еще б в реверансе растекся.
   — Ничего, мы были готовы, что нам не все тут обрадуются, — кивнул Гект и вдруг улыбнулся. — На весь корабль пока он один нам такой встретился, это не страшно.
   Он заметно расслабился и негромко сказал на сьеррхе остальным:
   — Спокойно. — Повернулся к высокому, застывшему рядом, и добавил лично ему: — Все в порядке, Раст.
   — Когда землянин тебя ударил, ты тоже сказал, что все в порядке, — раздраженно заметил Раст, но продолжать не стал, направился к небольшому диванчику рядом с стеной-аквариумом, жестом позвав остальных за собой.
   Гект удовлетворенно кивнул и подошел к Павлу, так и не двинувшемуся с места.
   — Ты тоже «нормальный людь», или тебе наше присутствие не помешает отдыхать?
   — Человек, — автоматически поправил Павел. — Много человек — люди. Один человек…
   — У вас сложный язык.
   — Знаю, все иностранцы так говорят. Справедливости ради — ваш не проще.
   Зал релаксации, как называли кают-компанию на соэллианских кораблях, ласкал взгляд нежно-зелеными стенами с по-соэллиански сглаженными углами. Уют помещению, кроме музыки и мягкого света, придавали несколько диванчиков и кресел, а также пара белых столиков с вазами, полными земных фруктов, и изящными, но объемными сосудами с напитком, который Федор называл «лимонадом», из-за сходства вкуса и цвета. Огромный аквариум занимал целиком одну из стен. Рыб Павел так и не смог ни разу разглядеть, если они там вообще имелись, но слегка подсвеченная зелено-голубым вода красиво колыхала причудливые изумрудные водоросли среди белых камней и подобия кораллов — наверняка эти волны и мелкие поднимающиеся со дна пузырьки создавались искусственным течением по дну. Эта картина притягивала взгляд, почти гипнотически и напоминала о римском океанариуме, где Павел проводил довольно много времени.
   Трое рэтвеллов устроились на диванчиках поближе к аквариуму — их тоже заметно привлекали подводные красоты и, заодно, фрукты из ваз, а Павел с Гектом заняли два кресла за одним из соседних столиков.
   Тему стычки они, не сговариваясь, опустили, попробовали «лимонад», и невольно вспомнили свое знакомство — его гостиничную часть. Когда обсудили все аспекты последствий своих ночных возлияний, а заодно устройство здания посольства и отличие внутренних интерьеров соэллиан, землян и рэтвеллов, а потом все четверо с явным интересом выслушали рассказ Павла о земном подводном плавании без акваланга, которым он в океанариуме увлекся, и темы для разговора иссякли. А времени до местной «ночи» оставалось еще порядочно. Павел больше не собирался нарушать слово, данное Гео, и не мог просто уйти, оставив гостей одних.
   — Может, уже познакомишь нас всех? — спросил он Гекта, отчаявшись найти еще какую-нибудь нейтральную тему. — А то мы летим уже сутки, весь вечер вместе провели, а как зовут друг друга — не знаем.
   Список имен он видел, даже вместе с изображениями, но одно дело — список и досье, а другое — личное знакомство.
   Гект оживился. Наверняка тоже темы искал, но до самого простого не додумался.
   — Ребята тебя знают, что ты Пол… то есть, Павел Козелков. А они — Раст Ктичт, Скич Третч, Креч Рщакт.
   Для любого другого человека эти имена прозвучали бы просто сплошной стрекотней без проблеска смысла. Но у Павла, после возвращения памяти о далеком прошлом, знания из близкого прошлого никуда не делись. И ненавистный им всем сьеррх, вбитый в мозг на Сьенне, сейчас сослужил службу — почти неуловимые паузы между звукосочетаниями вместе с тем, как по очереди склоняли головы рэтвеллы, превратили трескотню в три имени. Запомнить их полностью Павел, несмотря на всю свою тренированную память, так и не смог, и прочитанный раньше список мало помог.
   — Поверь, ваши имена… как это… не проще, — понимающе сказал рядом Гект.
   — Просто непривычно, — возразил Павел и повторил, кивая по очереди каждому: — Раст, Скич, Креч… а вот со второй частью имен у меня все-таки начинается путаница.
   Рэтвеллы на диванчиках внезапно заулыбались, даже до сих пор хмурый Раст, у которого внезапно оказалась очень приятная широкая улыбка, и заметно оживились, впервые за все время их недолгого знакомства проявляя обычное человеческое дружелюбие.
   — У тебя идеальное произношение, — уважительно сообщил Гект. — Соэллиане так чисто не произносят наши звуки, со всеми их способностями к языкам.
   Ну да, певучий эллан слишком далек от этого щелканья и стрекота. Хотя, наверное, не в том дело.
   — Одно дело самому язык учить и произношение тренировать, — сказал он рэтвеллам, — а другое — когда его тебе гипнозом телепатически в голову вбивают. Я тут ни при чем, оно буквально — само. — Подумал и добавил: — Во всем есть плюсы.
   — Ты прав, — отозвался Гект, не смутившись. — Нам земные русский и английский языки тоже «вбили», иначе мы не смогли бы вас понимать и так… как это… гладко болтать.
   Павел насторожился, но Гект понял и торопливо помотал головой:
   — Нет, наши корабли никогда не посещали сьерры, мы с ними и встречались-то пару раз за всю жизнь. Мы просто использовали такой… — он издал серию непереводимых для Павла звуков и совсем по-земному щелкнул пальцами, подбирая слово: — Учитель. Прибор. На всех кораблях такие есть. Да и у вас похожие устройства существуют.
   Павел вспомнил — они сами подобным образом освоили разговорный английский на борту корабля, перевозившего бывших пленников со Сьенны к Земле.
   — Словарный запас прибора ограничен, так что многие понятия нам незнакомы даже после обучения. Ну, всякое… «забей», «валяй», «не дрейфь»... «ублюдок». Кстати, что такое «ублюдок»?
   Эх, Артур, совсем фиговый из тебя дипломат. Павел неожиданно смутился, и тут же сам на себя рассердился — нашел, перед кем смущаться.
   — Еще неделю назад, — отчетливо выговаривая каждое слово, сказал он, глядя Гекту в лицо, — я сам вас всех так называл, и не только так. Ругательство это. Можно опустить нюансы?
   — Можно, — отозвался Гект, не отводя взгляд. — Я так и понял. Интонации у нас с вами одинаково используются, я давно заметил. И, как это… не парься. Мы понимаем.
   — С Тео пообщался? — спросил Павел, не удержав улыбку. Сам он это выражение — «не парься» — ни разу при рэтвелле не произносил и точно не объяснял, а больше тут никто подобным лексиконом не владел, кроме них с Лобановым.
   — Да, — с видимым облегчением кивнул Гект. — Он мне сказал «не парься, всех защитят», когда я спросил, что будет с моими людьми — теми, кто на границе Солнечной системы остался. А смысл я сам понял.
   — Правильно он сказал. Кроме наших кораблей ВКС соэллиане туда прислали два боевых звена, прибыли прямо перед нашим отлетом. Твоих людей на границе охраняют не хуже, чем тех, кто на околоземной орбите.
   Заметно выдохнул не только Гект. Кудрявый Раст спросил, есть ли на планете, куда они летят, океанариумы. Насчет океанариумов Павел не был уверен, но в наличии океанов не сомневался. Раст снова улыбнулся, и чтобы эта улыбка подольше задержалась, пришлось пообещать, что как только они достаточно освоятся на поверхности, Павел лично даст Расту и всем желающим пару уроков плавания в ближайшем водоеме.
   
   С «Элларой», кораблем Лиэлл, они встретились в условленное время на границе Пространства Соэллы. Отсюда Гео собирался вернуться на Землю вместе со своими сотрудниками. Разумеется, он поднимется на борт «Эллары», чтобы встретиться с Лиэлл и передать ей гостей с рук на руки, но этим его обязанности по сопровождению рэтвеллов к Соэлле будут выполнены полностью.
   За пару часов перед стыковкой Гео вызвал Павла и Федора к себе.
   — Слаэрн летел сюда специально, чтобы руководить высадкой рэтвеллов на планету, у него есть подобный опыт. Он остается на «Элларе», и вы оба тоже, — сказал он, едва за из спинами закрылась дверь. — Возражения не принимаются. Павел Кондратьевич — единственный, кто смог полноценно найти общий язык с Октечем и его людьми, поэтому он остается как посредник при переговорах. А Вы, мистер Челлт, останетесь, как его охрана.
   — И как команда поддержки, — вставил Федор, за что Павел ткнул его в бок, надеясь, что ощутимо.
   — И как друг, который, скорее всего, понадобится в сложных ситуациях, а они наверняка возникнут, — не моргнув глазом закончил Гео.
   Павел перевел взгляд с одного на другого.
   — Вы сговорились, что ли? — совсем не официально поинтересовался он. — Мне нянька не нужна.
   — Не нянька, а друг, — жестко перебил Гео, а Федор кивнул серьезно, без привычной улыбки. — Я остался бы сам, но мои дела и так были заброшены последнюю неделю, я должен вернуться на Землю как можно скорее. Кроме того, будем честными: в сложившейся ситуации я бесполезен, и речь не о рэтвеллах, хотя и с ними я больше не нужен. Просто как от вовлеченного лично человека, с конфликтом интересов, от меня будет не помощь, а непрерывное давление… — он запнулся. — Короче, Тео остается.
   — Я не должен тут быть, — тихо, но твердо сказал Павел, используя последний шанс отказаться. — И речь не о рэтвеллах, да. Ты все понимаешь, но неправильно.
   — Это ты все понимаешь неправильно, — перебил Гео. — Отец, пожалуйста…
   — Мне, может, выйти? — осторожно встрял Федор, среагировав на непривычное слово в лексиконе посла.
   — Нет! — хором ответили Павел с Гео.
   — Я не собираюсь это обсуждать! — продолжил Павел, а Гео вздохнул:
   — Да и я не собираюсь ничего обсуждать, но ты… вы оба должны кое-что знать. Это сложно, и даже я не все понимаю. Да что я, даже медик Хрустального Дома, Риаллт, мало что может объяснить.
   Риаллт? Павел проглотил очередной протест и решил дослушать.
   — Она сейчас закрыта от всех нас. Только дядя может пробиться, и то, когда она сама позволяет, и только куда она позволяет.
   Она — это Лиэлл. У Гео словно ступор на некоторые слова включался, мамой он ее тоже на памяти Павла обычно не называл.
   Однако, все серьезнее, чем казалось. Не только с Павлом Лиэлл ментальные связи прекратила.
   — По словам Риаллта, сейчас она находится в состоянии, подобном тому, которое случается с соэллианками после потери… Точнее, после смерти любимого человека. — Павел хотел отвести взгляд, но не вышло — Гео словно клещами вцепился, уставился в упор, как загипнотизировать хотел. — Она с подобным сталкивалась всю жизнь, вы знаете, только вот сейчас никого не теряла. И теперь она не постепенно справляется с горем утраты, медленно приходя в равновесие, а пытается насильно избавиться от живого чувства к живому человеку. Она считает, что у нее получается, и все как обычно, но Риаллт четко видит угрозу ее жизни. Она угасает, хотя внешне это почти не проявляется. И никто не может это остановить, только она сама, а она не остановится, потому что… упрямая, как мы все.
   Павел не знал, что сказать, а главное, — что сделать. Глупая девочка, твердо решила себя извести ему назло, что ли? Сейчас бы схватить ее в охапку, потрясти за плечи, расцеловать, объяснить, упасть на колени, ругаться, умолять… только это вряд ли поможет, если она три года занимается тем, чтобы вытравить из себя память о нем ценой собственной жизни. Это не каприз и не слабость, это решимость и упорство. Лиэлл долго ждала. И больше ждать не хочет, предпочитая умереть, но не возвращаться к нему. «Пытается насильно избавиться от живого чувства к живому человеку»...
   — Это с ней происходит только потому, что я еще жив? — спросил он, уже зная ответ.
   — Совсем сдурел, — покачал головой Федор, а Гео шагнул вперед, почти вплотную, но Павел не шелохнулся.
   — Вот поэтому с тобой обязательно будет Теодор, — твердо сказал Гео и положил руку Павлу на плечо. — Я не мог тебе не объяснить, но знал, что этот идиотизм непременно придет тебе в голову. Тео будет с тобой, и точка. Чтобы удержать вас обоих… чтобы вы…
   — Чтобы посол круглым сиротой не остался, — тихонько подсказал Федор, и внезапно, несмотря на мрачность момента и бурное взаимное несогласие, они все трое одновременно заулыбались.
   — Да ну вас, — отмахнулся Павел, про себя твердо решив обдумать сделанный сегодня вывод, не посвящая никого в это обдумывание. — Я вас двоих не переспорю.
   — Ситуация с рэтвеллами очень серьезная и будет иметь не менее серьезные и важные последствия, — снова посуровел Гео, но руки с плеча Павла не снял. — Еще и поэтому ты нужен здесь, раз уж у тебя получилось наладить контакт с ними лучше всех нас. Мы не вправе отказываться ни от какого шанса договориться миром, и вообще… договориться. Но главное для меня, все же, именно это: единственная возможность свести вас двоих в одной точке пространства в одно время, чтобы ни ты, ни она не имели возможности отказаться и сбежать. — Гео сжал пальцы, словно добавляя силы словам: — На самом деле, отец, скорее всего, это единственный шанс спасти маму. И никто, кроме тебя, этого сделать не сможет.
   
   От Гео с Федором Павел практически сбежал, снова очутился на смотровой площадке и снова лег на пол под прозрачным куполом, только на этот раз звезды не помогли. Мешало и ощущение времени — до стыковки оставалось всего ничего, — и мысли, на сей раз вполне четкие, определенные и оттого еще более тревожные, чем неясная тоска в начале этого полета.
   Гео неверно видит решение проблемы. Нельзя мешать Лиэлл делать то, что она делает, пытаясь освободиться. Просто потому, что если что-то пойдет не так, если он заставит ее вернуться к нему, а потом снова сделает что-то неправильно, снова причинит ей боль, то у нее просто не останется сил на то, чтобы пройти все это снова. А в своей способности все портить Павел уже не сомневался.
   Их воссоединение, скорее всего, убьет ее вернее, чем стремление к свободе.
   Но и оставить ее так над собой издеваться он тоже не мог. А значит, решение проблемы не в том, чтобы что-то вернуть. Решение в том, чтобы оборвать все то, что их связывает, одним махом. Он тянет ее в пропасть, как если бы их связывал резиновый шнур, и Павел падал бы вниз, а Ли пыталась подняться. Ничего не выйдет, пока цел шнур. И выход только один — перерезать его. Упасть на дно окончательно, освободив Ли для возрождения.