Гект просиял.
     — Я рад, что моя… как это… бестактичная воспитательная работа принесла пользу, — сказал он. — Хочу, чтобы вы вместе были счастливыми. Будете?
     Лиэлл засмеялась, и Павел несколько секунд просто таял, слушая этот смех, по которому так тосковал долгие три года.
     — Будем! — решительно сказал он, чтобы не поплыть окончательно.
     Лиэлл согласно кивнула и легонько пожала его руку, слегка увлекая назад, к выходу.
     — Спасибо за вашу бестактность, — сказала она. — Нам сейчас пора, но мы еще вернемся сегодня. И вообще, готовьтесь, завтра или послезавтра, как врачи вам разрешат, мы приступим к подписанию договора, которое и так слишком затянулось… Выздоравливайте скорее!
     Она уже откровенно потянула Павла к дверям, и тот только успел сказать:
     — Я зайду вечером!
     Лиэлл вышла в коридор, но не остановилась, а увлекла Павла к выходу наружу.
     — Пойдем, нам действительно надо еще одно важное дело сделать.
     Он не стал ничего уточнять, а просто пошел, куда вели, вообще не задумываясь, потому что оказалось, что он все еще не привык к ее присутствию рядом, к ее ладони в его, и возражать, когда она звала его куда-то вдвоем пойти, не мог чисто физически: ноги шли сами, голова кивала, а слова для даже тупых вопросов, вроде «куда?» — не находились вовсе.
     Важное дело ждало их в буферной зоне, где готовились принимать рэтвеллов с борта долетевших до Аэрлана первых трех кораблей. Само переселение рэтвеллов задерживалось только потому, что на планете ожидали прибытия ста пятидесяти телеэмпатов с Соэллы.
     Лиэлл выпустила руку Павла только уже в здании рядом с космопортом, отведенном под временный пропускной пункт, на пороге одной из переговорных кабин, и вошли они туда по отдельности — она первая, он за ней.
     В кабине ждали трое. У стены в кресле для гостей сидела очень тонкая и стройная девушка, почти девочка. Ее темные с красноватым отливом волосы были совсем по-земному заплетены в толстую косу, уложенную короной вокруг головы, и эта корона первой бросилась в глаза, потому что девушка склонялась к двум маленьким детям, с двух сторон приникших к ее коленям, а вторым в глаза Павлу бросился черный блестящий браслет на левой руке девушки, которой она обнимала ребенка. Логично, что если у нее есть дети, то и мужчина есть, но неожиданно оказалось приятным понимать знаки, которые еще месяц назад ничего бы ему не сказали.
     При звуке шагов девушка вздрогнула и стремительно вскочила на ноги, осторожно отстранив детей. Взволнованное лицо ее и правда выглядело почти детским, шея очень высокой, «лебединой», как сказали бы в старых сказках, а чернеющие бархатной темнотой глаза — огромными. Может потому, что она и правда очень волновалась. Дети, — по земному Павел обоим не дал бы больше семи лет, — вцепились в длинные борта материнской темно-зеленой длинной куртки, и тоже смотрели в упор такими же большими темными глазами. Мальчик с отросшими крупными смоляными кудрями показался Павлу смутно знакомым, да и девочка кого-то напоминала.
     — Элиана, — тихо сказала девушка и чуть склонила голову, не отрывая взгляда от лица Лиэлл.
     — Приветствую вас, Качта, Стерч и Читта, — отозвалась Лиэлл на сьеррхе, по-соэллиански мягком. — Я рада видеть вас.
     — Спасибо, мы тоже рады, — так же тихо отозвалась рэтвеллка по-русски. — Мы выбрали этот язык для общения с вами. Его знаем мы, вы и ваши земные друзья, и я прошу вас…
     — Конечно, если вам это удобно, — кивнула Лиэлл. — Я бы пригласила вас снова присесть, но наш разговор тут будет коротким.
     Лицо девушки изменилось.
     — Вы же не выгоняете нас? У меня нет оружия, элиана.
     — У меня тоже нет оружия, — сказал мальчик, тоже по-русски, почти без акцента, отпуская мамину куртку и делая шаг вперед. — И я готов дать клятву верности элиане и Соэлле.
     Чувствовалось, что парень серьезен, как мало кто из взрослых. Павел еще не осознал до конца, что происходит, но понимал, что Лиэлл не стала бы так улыбаться по дороге сюда, если бы собиралась кому-то отказать в убежище. Поэтому он тоже шагнул ближе и, недолго думая, опустился на одно колено, чтобы смотреть мальчику в глаза прямо, а не сверху вниз.
     — Раз ты готов, то и элиана, и Соэлла твою клятву примут… Стерч, — так же серьезно сказал Павел. — А ты готов первым из ваших людей ступить на эту планету?
     Он немного кривил душой, потому что первым на планету ступил Гект и трое его спутников, но то был визит лидера для переговоров, а эти люди будут первыми переселенцами.
     — Да, — кивнул мальчик. — Только я не знаю, как она называется. А когда кто-то первым ступает на планету, он должен знать, как она называется. Или дать ей имя. Так говорит мой отец.
     И тут, как только прозвучало это заветное для Павла слово, он понял, чему улыбалась Лиэлл. Мальчик очень похож на своего отца, можно было догадаться сразу.
     — Ли, — обернулся он к жене, не поднимаясь, — а ведь у планеты и правда нет названия.
     — Есть только код, верно, — снова улыбнулась она. — Взрослые не успели об этом подумать, они были заняты. Полагаю, Стерч имеет право назвать новый дом для своего народа. Чего же мы ждем? Прошу вас, Качта.
     Глаза девушки стали словно еще больше.
     — Мы не прошли сканирование, элиана, — спустя пару секунд отозвалась она. — Разве мы можем уйти отсюда?
     — Прошли, — махнула рукой Лиэлл. — На оружие вас просканировали при входе, а ментальное вы прошли только что, я сделала его сразу, как вошла. Вам пора идти дальше, вас ждут.
     Она кивнула Павлу, тот поднялся на ноги и протянул руку Стерчу.
     — Пошли, первооткрыватель, — сказал он. — Кстати, меня зовут Павел.
     — Меня вы тоже можете звать просто по имени, — вставила Лиэлл. — Мой титул слишком официален. В конце концов, Качта, наши мужья успели стать собутыльниками, сообщниками и сотоварищами по местным катастрофам и не только. Думаю, уж по имени вы точно можете меня называть.
     — Мое имя Читта. Мы идем к нему? — спросила девочка, и вот у нее акцент чувствовался очень четко. — Ткич… наш отец ждет нас?
     Какие умные рэтвеллята. Гекту повезло.
     — Конечно, он вас ждет, — Лиэлл повернулась к двери, и та распахнулась. — Идемте!
     Когда они вышли из здания, где расположили Центр буферной зоны, Качта остановилась на верхней площадке перед лестницей, ведущей вниз на поверхность.
     — Как здесь красиво, — сказала она, обводя своими огромными глазами открывшийся им пейзаж. — Неужели вы отдали это все… нам?
     — Договор еще не подписан, — ответила Лиэлл и быстро подняла руку, успокаивая. — Нет, это формальность, мы обязательно его подпишем, все давно готово, задержка произошла из-за одного происшествия, я вам по дороге все расскажу. Но мы надеемся, что уже через пару дней договор будет заключен по всем законам, и нашим, и вашим. И да, эта планета принадлежит вам.
     Пока они осматривались и переговаривались, Стерч осторожно высвободил ладошку из руки Павла и спустился на одну ступеньку, потом еще на одну. Павел коснулся плеча Лиэлл, качнул головой в сторону мальчика, и женщины замолчали. Стерч спустился на последнюю ступень и сделал шаг на покрытую короткой нежно-зеленой травой поверхность своей новой планеты.
     — Качтэлла, — сказал он тихо, почти неслышно. А потом поднял голову, и повторил громче: — Качтэлла.
     Повернулся и вопросительно посмотрел на Лиэлл.
     — Я могу назвать ее так?
     Та встретила взгляд мальчика очень серьезно.
     — Конечно. Я внесу это название в договор. Очень красивое название… Качта и Соэлла. Оно не просто красивое, оно правильное.
     Качта прерывисто вздохнула, а Читта завороженно повторила новое слово громким шепотом.
     А потом они ехали на маленьком транспортном модуле к зданию госпиталя. Стерч с Читтой высовывались в открытые по привычке Лиэлл окна, громко обсуждая то, что видели, то на сьеррхе, то на русском. Лиэлл негромко, чтобы не пугать детей, рассказывала об их с Гектом приключении, а Качта только молча стискивала тонкие руки на коленях, да стреляла взглядом то на Лиэлл, то на Павла, словно проверяла рассказ по его реакции.
     — Я боялась, что он никогда ко мне не вернется, — так же негромко сказала она, когда Лиэлл умолкла. — Я боялась чего-то такого… что его убьют свои же. Не те, кто остался в Стае, а те, кто шел с ним рядом.
     — Раст сделал то, во что верил, — мягко заметила Лиэлл. — Он хотел лучшего для всех вас и действовал так, как его учили всю жизнь. Но он выбрал неверный путь. Это моя вина, что не различила, насколько серьезно его несогласие с Гектом, как сводил его с ума конфликт интересов, и насколько он близок к таким… радикальным действиям.
     Павел поморщился.
     — Виноваты те, кто его таким сделал, не научил, что путь может быть и другим, без убийств, — сказал он, тоже понизив голос. — И я виноват, потому что чуть-чуть запоздал, когда надо было двигаться и соображать быстрее.
     Качта повернулась к нему.
     — Ты спас жизнь Гекта. — В ее голосе звенело столько силы, что Павел невольно проглотил все свои «да ладно». — Он был твой враг. Один из врагов. А ты спас его.
     — Не был Гект моим врагом! — А вот тут возразить стало просто необходимо, и потеплевший темный взгляд оказался ценнее любой благодарности. — Никогда не был, а теперь и вовсе…
     — Ты друг моего отца? — встрял Стерч, который уже некоторое время прислушивался к их разговору. — Ты его спас?
     — Я ему помог. А он помог мне, — поправил его Павел. — Поэтому мы оба смогли выжить. И да, я считаю, что я его друг. А что думает об этом твой отец, ты сейчас у него самого спросишь.

      Земля. Десять лет спустя
      
     День рождения младшего Копаныгина отмечался с размахом. Детям накрыли отдельный стол, чтобы они могли праздновать независимо от взрослых. Взрослые только принесли подарки и поздравили Фрэнка Михайловича, как его до сих пор никто не называл, а сегодня — все. Пять лет бывает только раз в жизни, и все это понимали, даже старшая девятилетняя сестра. Правда, настроение имениннику она все же испортила.
     — И никакой это не юбилей! — серьезно рассуждала Алиса, уже почти до слез доводя брата. — Юбилей — это пятьдесят лет, пятьдесят пять, в крайнем случае, а то и больше. Я знаю!
     — Так, Алька, ну что ты человеку праздник портишь!
     — Дядь Федь, ну ты сам говорил!
     Дядя Федя смущенно почесал нос, но быстро нашелся:
     — Говорил, но я же про взрослые юбилеи говорил! А для мелких и юбилеи помельче. Не дуйся, Фрэнк, юбилей у тебя, значимая дата. И у тебя, Аля, через полгодика тоже юбилей будет, угомонись.
     — А у меня?
     — А тебя, Ричард Сергеевич, уже был. В прошлом году, — серьезно сказал Федор.
     Шестилетний Рик задумался, потому что год назад никто ни слова про юбилей не говорил. Возможно, это дело стоило обплакать, но Фрэнк уже звал его запустить новый миниатюрный флиппер, и слезы отменились.
     Дети убежали играть и разбирать подарки под чутким присмотром самой старшей — тринадцатилетней рыжеволосой Лианы, а всех взрослых гостей позвали за взрослый стол, накрытый на улице, в саду. Алкоголя по-прежнему в этой компании не подавали, поэтому тосты за именинника и его родителей поднимались земными соками и соэллианскими напитками.
     — Ну что, все наелись? — спросила Катя. — Чай сейчас пить будем, или попозже?
     — Катюш, какой чай? Чай без торта не чай, а торт сегодня без Фрэнки не торт, — остановил ее Виктор. — Лучше меня выслушайте. Я думал с этим до завтра подождать, но, боюсь, не выдержу.
     После его слов стало совсем тихо, словно за столом не сидели десять взрослых человек, только что шумно обсуждавших свои дела.
     — Мы все внимание, командир, — сообщил Федор, когда молчание несколько затянулось. — Рассказывай.
     Виктор, словно ждал, когда его подтолкнут, поднялся и повернулся к Юле.
     — Сначала я задам пару вопросов нашему медику, а потом расскажу. Скажите, доктор, а каковы результаты последних медобследований нашей команды?
     Юля слегка удивилась, но ответила без паузы:
     — Все хоть завтра в очередную экспедицию. Здоровье, как у космонавтов, простите мне этот недокаламбур. Цифры привести?
     — Сразу видно специалиста и ответственного члена команды, — констатировал Федор. — Как домашку у доски, от зубов отскакивает. Отличница!
     — Отличница у нас Варенька, — покачала головой Юля. — А я хорошистка.
     — Цифр не надо, я твоему профессиональному мнению доверяю, — продолжил Виктор, когда все отсмеялись. — Второй вопрос. А сколько еще лет эти цифры будут нам давать разрешение на те «очередные экспедиции»?
     Павел насторожился. Тему возраста они редко поднимали. Зачем обсуждать то, что от них не зависит? Рядом вздохнула Лиэлл и накрыла его руку своей. Она тоже не любила эти разговоры, и он ее понимал, но сейчас ее прикосновение было вызвано не только сочувствием. Он еще не понял, к чему завел этот разговор Виктор, но Лиэлл точно знала, о чем пойдет речь, и ей эта тема не очень нравилась.
     Выражение лица Михаила, как обычно, понять было сложно, но и его вопрос не порадовал, и Катя перестала улыбаться, а Варвара с самого начала разговора сидела серьезнее, чем перед камерами, когда доклад по своей экзобиологии делала. Конечно, она тоже уже знала, что им принес Виктор.
     — Ну… некоторые еще лет десять продержатся, а некоторым потихоньку начнут запрещать не туристические маршруты с нагрузками уже лет через пять-шесть, — ответила Юля. — Наши ограничения и по возрасту, и по физическим показателям значительно строже общепринятых, сами понимаете.
     Они знали. Люди, рожденные в двадцатом столетии, никак не могли физиологически сравниться с коренными обитателями конца двадцать четвертого, даже с помощью медицинских вмешательств.
     — Вить, обязательно людям настроение в праздник портить надо, а? — не удержался Павел, понимая, что никто больше этого не скажет вслух.
     Виктор поднял руку в успокаивающем жесте.
     — Это было лирическое вступление.
     — Хорошее вступление, мотивирующее, — поддержал Павла Федор, а Юля его шлепнула ладонью по плечу, одергивая.
     — Через два года Объединенный Центр Управления готовит Первую Межгалактическую экспедицию, — громко сказал Виктор, перекрывая все недовольные реплики с мест. — Полет для участников в один конец, зато все как мы любим — пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что, но чтоб с пользой для человечества. Ну, цели чуть поконкретнее, но в общем… как-то так, да. Про принятый из Туманности Андромеды сигнал все в курсе?
      
     Конечно, цель грядущей экспедиции оказалась конкретной. Но поскольку сигнал из соседней галактики, принятый соэллианскими учеными, шел до Млечного пути не один миллион лет, то конкретика сильно пострадала. Если же учесть время полета земных кораблей, даже с соэллианскими скоростями и технологией подпространственных прыжков, цель становилась именно такой, как ее описал Виктор. «Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что».
     Соэллиане от подобного безумия отказались сразу. По рассказам Лиэлл, на ее памяти настолько сумасшедших искателей приключений среди ее соотечественников нашлось всего двое, и те улетели еще полторы тысячи лет назад, с тех пор о них ничего не слышали. Больше никто из соэллиан таких авантюрных шагов не предпринимал.
     На Земле все тоже понимали, что источник сигнала давно не существует. И расшифровка ни на что не повлияет — даже если это крик о помощи, земляне ее предоставить не смогут, помощь запоздает на миллионы лет. Но все же расшифровку ждали, ведь это голос другой Галактики!
     Сейчас сигнал уже давно раскодировали и перевели на эллан, русский и английский языки. Это было послание-приветствие, такие отправляли и соэллиане многие тысячелетия назад, и земляне не один раз с момента создания первого межзвездного автоматического зонда. Просто сообщение «ау, кто-нибудь, мы есть!»
      
     Спустя пару минут первым собрался для комментария Федор:
     — Ты хочешь сказать, что нам предлагают последний путь, — новый шлепок от Юли не заставил себя ждать, — в смысле, безвозвратный полет в просторы Вселенной через пару лет?
     — Пять кораблей, созданных с помощью соэллианских технологий, с их двигателями, оружием, системами жизнеобеспечения, поиска и защиты. Экипажи кораблей семейные, поскольку полет, если выразиться поэтически, будет длиной в жизнь не одного поколения. Полет обратно не рассматривается вообще, в планы этой экспедиции он не входит. Связь будет возможна, даже с соэллианскими системами, примерно до границ Млечного Пути, а возобновление ее состоится только если будет открыт новый способ подпространственной, не зависящей от расстояния и имеющейся на кораблях техники связи, концепт которой до сих пор существует только в фантастике. Даже у соэллиан.
     — У нас нет фантастики, как жанра, — тихо уточнила Лиэлл. — Но да. На таких расстояниях даже ментальная связь не работает. Я знаю.
     Павел, огорошенный новостью, как и все остальные, совершенно забыл о жене и от звука ее голоса вздрогнул. И тут же накатило осознание.
     Полет в один конец. Витька предлагает им согласиться и улететь, пока отпускают, а иначе не видать им дальних экспедиций до конца жизни, и тогда здравствуй, домик с белым заборчиком, домашняя библиотека, сад, огород, дети, собака и полеты в качестве вечного пассажира по туристическим направлениям, из которых самое дальнее и неизведанное будет Соэлла.
      Полет в один конец. С неизвестно каким результатом. Какой бы ни была цель, понятно, что пять даже самых совершенных звездолетов в бесконечном пространстве имеют немаленький шанс погибнуть. Понятно, что иллюзий нет ни у кого, и те, кто согласится, как соглашались они с ребятами в далеком прошлом на Первую Межзвездную, прекрасно будут осознавать риск. Это нормальный риск их профессии, которую они все выбрали так давно, что и сказать страшно. И этот риск — не повод отказываться от любимого дела. Все люди рано или поздно умирают, и большинство — ведя спокойную жизнь своем доме. Финал один и тот же, но каким путем к нему прийти, зависит только от выбора идущего.
     Полет в один конец. Они все могут умереть внезапно, по какой-нибудь трагической случайности. А Ли — нет. То есть, и она может, но не так, как остальные. Есть ненулевая вероятность, что все погибнут, а Ли не просто их похоронит, а будет умирать в одиночестве еще долгие дни, хорошо, если не месяцы или годы — зависит от обстоятельств. Вернуться не сможет и она, ей может просто не хватить времени, чтобы долететь живой, оставшись без него, своего мужчины, и без возможности нового чувства.
     Полет в один конец. Для них всех. И для нее тоже.
     Эта мысль так его поразила, что какое-то время он ничего не слышал из того, о чем говорили остальные, ничего не видел, пялясь в одну точку на белоснежном столе перед собой, и ничего не чувствовал, кроме сжимающих его ладонь тонких пальцев жены.
     — Только вы, земляне, могли вот так просто наплевать на здравый смысл, — вдруг негромко сказала она, и Павел заметил, как подрагивает ее голос. Ее пальцы не выпускали его руку, и он чувствовал, что они тоже дрожат. — Тех, кто послал сигнал, нет в живых уже миллионы лет. Может, даже их звезда уже не существует. Куда, зачем?
     — Там есть жизнь, — задумчиво ответил Виктор. — Если она есть в нашей Галактике, если она точно была в Андромеде, значит, велика вероятность, что жизнь есть там и сейчас. Пусть и другая. Не та, чье послание мы получили. И там, вероятно, есть планеты, пригодные для жизни.
     — Считаете это достаточным поводом для того, чтобы бросить все и оставить Землю навсегда?
     В другое время Павел удивился бы ее волнению. Но сейчас волновался он сам, а Лиэлл, как обычно, чувствовала его. Она не читала мысли, но наверняка ощущала, что это не просто беспокойство. Его ответ на незаданный вопрос Виктора она уже знала, как и то, что его уверенное согласие омрачает необходимость расставания с ней. Вот почему дрожат ее голос и руки.
     Павел не выдержал, обхватил Лиэлл за плечи и привлек к себе, а она не стала сопротивляться, приникла головой, спрятала лицо от остальных и теперь грела его шею прерывистым теплым дыханием, пытаясь не заплакать. Павел гладил ее волосы, не заботясь о том, как это все выглядит — они среди друзей. Друзья пока решают только за себя, и еще не поняли того, что он осознал в первые же мгновения, да и не их это проблема. Но все равно, то, что будет, будет не сию минуту. Сейчас они вместе, и он может ее обнять, попытаться успокоить… и еще долго сможет обнимать. Оплакивать их любовь рано. И вообще не нужно. Он объяснит это Ли потом, когда они останутся наедине и смогут все обдумать вместе.
     — Когда мы отправляли «ЗАРЮ» к Вариане, мы тоже знали о вероятности не найти ничего у Шедар, — ответил на ее вопрос Виктор. — Варианская просьба помощи тоже не по телефону к нам пришла, за сотни лет путешествия сигнала и нашей экспедиции цивилизация могла погибнуть полностью. Но мы все равно туда полетели, просто потому, что нам выпал шанс — пусть небольшой! — встретиться с внеземными братьями по разуму и помочь им.
     — И с сестрами, — вставил Федор. — Тебя, Ли, мы тоже встретили потому, что тогда посчитали этот один-единственный сигнал достаточным поводом для отправки корабля. А силуэт мертвого звездолета на мертвом астероиде — достаточным поводом для остановки и исследования, невзирая на потенциальную опасность.
     Лиэлл вздохнула и выпрямилась, заставив Павла выпустить ее из объятий. Глаза ее остались сухими, и на лице не было и следа переживаний. Она даже смогла улыбнуться Федору.
     — Да, я знаю, Федя. Я и говорю — только вы можете так плевать на здравый смысл. Но именно поэтому вы и развиваетесь быстрее любой известной нам расы.
     — Даже не пойму, то ли это критика, то ли комплимент, — хмыкнул Федор.
     — Комплимент, — отозвался Михаил. — И отстань от Ли. Давайте по существу. Кому нужно время обдумать и обсудить?
     — Мы с Варей летим, — уверенно сказал Виктор. — Но мы не собираемся никого из вас тянуть за собой. Это решение каждый должен принять сам. Ну и… — он помолчал, подбирая слова, но продолжил не менее уверенно, буквально через пару мгновений: — Вы же понимаете, что независимо от того, что вы ответите, вы все всегда будете нашими друзьями, нашей семьей. Неважно, сколько световых лет будет между нами.
     Павел видел, как переглянулись Катя с Михаилом. Как Юля под столом нашла руку Федора. Как Лори обняла Сергея и на секунду прижалась лбом к его плечу.
     — Мам, а можно мы на крыше в космонавтов поиграем? — подлетел к столу Фрэнк, нарушив напряженную задумчивую тишину. — Лийка нам обещала про гиперпространство рассказать!
     — Конечно, можно, — спокойно ответила Катя, жестом подозвала сына ближе и поправила сбившийся воротник рубашки. — Только сильно не шумите, звуковой щит вчера сломался, из техобслуживания еще не приходили. Соседи не виноваты, что у вас праздник.
     Мимо стола важно прошествовали Алиса и Лиана, взявшись за руки, за ними — Ричард, и Фрэнк убежал следом.
     — Говорите, экипажи семейные? — так же спокойно спросила Катя, глядя вслед детям.
     — И с детьми возьмут? — тихонько поддержала Лори, не отрываясь от Сергея.
     Павел мимолетно удивился — не ожидал, что она согласится вообще, не то что раньше мужа.
     — Интересно, Лиана сможет отказаться от поступления в астрофизический? — задал в пространство вопрос Федор, а Юля тут же ответила:
     — Раз экипажи семейные — образование будет и на борту. Обучение можно и в полете пройти, да и где ж еще столько преподавателей по астрофизике найдешь, если не в такой компании!
      
     В тот день они говорили только о полете. Обсуждали сигнал, выпытывали у Виктора подробности подготовки экспедиции. Лиэлл включилась в разговор, как специалист по соэллианским технологиям, а кроме того, она единственная четко знала, какие из этих технологий Совет Соэллы решил передать землянам для экспедиции в другую Галактику. Павел смотрел на жену, и не видел ни следа ее волнения и тревоги, она снова была обычной, улыбалась, отвечала на вопросы, давала советы.
     А вечером, когда все начали расходиться, Лиэлл попросила его идти домой без нее, она хотела помочь Кате с уборкой. Наверняка не только в помощи дело, с Катей Лиэлл обсуждала свои женские проблемы больше, чем с другими подругами. А сейчас, наверное, ей еще нужно успокоиться перед разговором с ним. Павел ее понимал. Он и сам хотел немного прийти в себя от потока информации и осознаний, который обрушился на них всех за последние несколько часов.
     Ноги сами принесли его к посольству Соэллы.
     Гео тоже приглашали на сегодняшний праздник, но он вежливо отказался, сославшись на неотложные дела, и ограничился поздравлениями по голографону. Однако Павел не знал, с кем еще он может обсудить свои тревоги. Можно было связаться с Гектом, но чем сейчас мог помочь рэтвелл, пусть и близкий друг, он не знал. Федора тревожить не хотелось — им с Юлькой и Лианой тоже есть, какие проблемы решать и какие тревоги обсуждать, не хватало еще его успокаивать. Так что Гео оставался единственным кандидатом на выслушать и хоть что-то подсказать.
     В посольство он прошел без проблем, хотя официально числился в отпуске. На вопрос о местонахождении посла секретарь Гео слегка замялся и ответил, что посол у себя, но если Павел прямо к нему, то лучше уточнить. Уточнил, улыбнулся и пригласил пройти в кабинет. Павел не стал удивляться — мало ли, чем мог заниматься посол Соэллы, его работа не заканчивалась, как у них всех, строго по часам. Однако удивиться все-таки пришлось, когда в кабинете Гео его встретила невысокая, ему по плечо, стройная темноволосая девушка с большими черными глазами.
     — Отец, познакомься, это новый посол Качтэллы на Земле, — сказал Гео, а посол Качтэллы улыбнулась и с легким рэтвеллианским акцентом перебила:
     — А мы знакомы, хотя и давно не виделись лично. Помните меня, Павел?
     — Читта! — вырвалось у Павла, и, только произнеся это имя вслух, он полностью узнал в этой молодой женщине в строгом черном комбинезоне ту девочку, которую он десять лет назад передал Гекту из рук в руки, когда они с Лиэлл привезли семью Октеч к нему в госпиталь.
     На несколько минут он забыл, зачем пришел. Надо же, посол Качтэллы! Он знал, что рэтвеллы взрослеют быстрее земных сверстников, но что семнадцатилетняя девушка может занять такой пост, его удивило.
     — Вы же не думаете, что я здесь… как это… по блату? — спросила Читта, и Павел услышал знакомые привычные нотки в том, как она подбирала слова. — Ткич… Отец гордится мной, но Конклав Качтэллы принял решение назначить меня послом не за то, что я Октеч. Я победила в честной борьбе.
     — Я и не думаю, — удивился Павел ее предположению. — Я знаю, что у вас выбирают достойных не за происхождение, а за способности. И я тоже тобой горжусь, если тебе это интересно.
     — Интересно, — улыбнулась она. — А достаточно ли вы мной гордитесь, чтобы не возражать против того, что мы с Гео…
     — Читта! — оборвал ее Гео. — Зачем так, с порога? Отец пришел сюда не для того, чтобы разбираться в наших отношениях, он по делу пришел!
     В отношениях?
     И тут ему стало понятно, почему посол Соэллы на Земле так часто совершал полеты на Качтэллу, причем Павла он с собой не брал, всегда находя для него дела в Солнечной системе. А он все думал, почему Гео недостаточно работать с прошлым послом рэтвеллов на Земле, зачем эти постоянные визиты на их планету. Но не спрашивал, потому что давно привык не лезть в дела посольства дальше, чем того требует его должность. А оно вон как обернулось.
     Павел вздохнул и протянул обе руки к Читте. Как делал при встречах всегда, пока они целый год жили с Лиэлл на Качтэлле, помогая людям Гекта осваиваться на планете. И Читта, как и раньше, просто подошла и обняла его в ответ.
     — Я тобой достаточно горжусь, — сказал Павел, поглаживая ее теплые темные волосы, и поднял взгляд на Гео. — Надеюсь, вы будете умнее нас с твоей матерью, и не будете раздувать из мухи слона, портя друг другу жизнь. В конце концов, вы оба дипломаты. Так что извольте быть счастливы!
     — Мы постараемся. И мы не будем дуть слонов из мух, — сказала Читта в его плечо, отстранилась и посмотрела ему в глаза. — Спасибо, ткич.
     Слово прозвучало неожиданно, и от него стало так же хорошо на душе, как тогда, когда это слово впервые сказал Гео. Слово «отец» даже на сьеррхе звучало мягко и тепло.
     Читта не мешала им разговаривать. Когда, наконец, Гео вспомнил, что Павел действительно не благословлять их пришел, он усадил его в кресло для гостя, выставил на стол сиреневый оллар в высоких прозрачных бокалах и заставил всех отпить до начала разговора. Павел понял, что спокойным и бодрым он казался только в своем воображении, а соэллианина, даже половинчатого, не обманешь.
     Он рассказал о сегодняшней новости и о предложении, от которого нельзя было отказаться. По реакции Гео и Читты он понял, что они оба были в курсе, для них это совсем не новость.
     — Догадывался, что вы согласитесь, — только и сказал Гео, взглядом требуя продолжать.
     — Я не хочу, чтобы твоя мама летела с нами, — тихо ответил Павел на этот взгляд. — То есть, я очень этого хочу, но не могу ей позволить.
     — Я принял бы любое ваше решение, — кивнул Гео. — У меня самого было много мыслей на эту тему, но это только мои мысли, решать должны вы. Но я с тобой согласен. Ты ведь пришел услышать, что я думаю, да?
     Павел только кивнул. Гео вздохнул и медленно продолжил:
     — Я знал, что ты улетишь. Вы все. Это понимает даже дядя. Но… Соэллианке нечего делать в таком полете, где она будет одна среди землян, скорее всего, навечно. Это совсем не то, что жить на Земле с возможностью в любой момент оказаться среди своих.
     — Она не сможет вернуться, если что, — подтвердил свой главный страх Павел. — Даже один шанс на миллион, что она может остаться одна и не суметь вернуться… я не могу об этом думать.
     Гео помолчал, качнул головой.
     — Ты слишком хорошо понял ее сущность, — сказал он. — Я не уверен, что хоть один из ее мужчин раньше так ее понимал, и не уверен, что она еще когда-нибудь встретит такого, как ты. И я говорю так вовсе не потому, что ты мой отец. Просто ты действительно все правильно понимаешь.
     — Ты хочешь улететь в другую Галактику? — спросила Читта слегка дрогнувшим голосом, даже не заметив, как перешла на «ты». Павел не стал обращать ее внимание на эту деталь и просто ответил:
     — Я не могу не полететь. Мои друзья согласны. А ведь мы с ними всю жизнь вместе в космосе прожили. Мы вместе выросли, повзрослели там, в космосе, мы там научились почти всему, что знаем и умеем, и это просто… просто наша жизнь. Я же понимаю, что или лечу сейчас, или лет через пять-десять буду заперт на туристических трассах пассажиром до конца. А жить пассажиром я не сумею. Как и все мы. Это не для нас, понимаешь?
     — Ты не представляешь, насколько я понимаю, — медленно отозвалась она. — Я родилась и выросла в космосе. А теперь я вижу настоящие звезды только в полете с Качтэллы на Землю и обратно. Не то чтобы я мечтала снова жить на корабле в замкнутом пространстве, но я понимаю, как космос может стать жизнью.
     — Мама тоже понимает, — вставил Гео. — Она понимает, почему ты должен лететь. Но я не уверен, что она поймет, почему должна остаться. Когда я обсуждал это с дядей, стало ясно, что он опасается того же. Но последние пара-тройка сотен лет научили его не вмешиваться, поэтому он предпочитает опасаться молча.
     — Я постараюсь ей объяснить, — сказал Павел как можно увереннее. — Она всегда меня понимала, поймет и сейчас.
     Они еще немного посидели втроем, перейдя на другие новости — и Читте, и Гео было что рассказать, но Павел уже решился на разговор с женой, а потому не смог долго изображать заинтересованность в этой беседе. И первой это поняла Читта.
     — Вы улетаете не завтра, — вдруг сказала она, оборвав Гео на середине фразы. — Мы еще успеем поговорить. А сейчас, ткич, тебе надо идти к своей жене. Она давно ждет тебя. Не заставляй ее волноваться и воображать несуществующие проблемы вместо того, чтобы обсудить с тобой ту, что есть на самом деле.
     Павел восхитился тем, как маленькая рэтвеллка выросла в такую рассудительную понимающую женщину, но не стал ее смущать этим своим восхищением, а просто сказал:
     — Ты права. Мне пора, — он поднялся, и Гео с Читтой тоже встали. — Спасибо, что выслушали и поняли меня. Это важно…
     — Конечно, важно, — кивнула Читта и шагнула к нему, чтобы снова обнять. — Только не улетай, не попрощавшись со мной и моей семьей. Мой отец захочет лично увидеть тебя.
     — Я тоже захочу увидеть его лично, и надеюсь сделать это еще не один раз. У нас впереди еще много времени.
     И только на улице, уже направляясь домой — пешком, чтобы успеть уложить в голове все эмоции и мысли, которые немножко разрывали его изнутри, — Павел понял: он действительно готов лететь. И уже начал готовиться к тому, чтобы снова покинуть Землю, на этот раз навсегда.
      
     Лиэлл встретила его дома, как обычно: с ужином, потому что разошлись они от Копаныгиных почти четыре часа назад и успели проголодаться, с каким-то приятным джазом из вездесущих динамиков, с романтическими настоящими свечами с настоящим огнем, с неизменной улыбкой на губах и с неизменным поцелуем, как после долгой разлуки.
     — Я к Гео зашел, — сказал Павел, когда они оторвались друг от друга. — Нашел у него Читту. Ее послом назначили. Представляешь, наша маленькая Читта — посол Качтэллы. И, представляешь, они с Гео вместе.
     Лиэлл только улыбнулась, жестом приглашая его к столу.
     — Представляю. У них давно отношения серьезнее посольских, ты не знал?
     — Смейся, смейся, — проворчал Павел, устраиваясь за столом. — Скрывала от меня все, подпольщица?
     — Я догадалась сама, с чего бы мне с тобой, недогадливым, делиться? — ехидно заметила Лиэлл, усаживаясь напротив. — Если серьезно, однажды я неудачно зашла к нему, в кабинет, когда они разговаривали по связи… услышала кое-что, не предназначенное для чужих ушей. Порекомендовала Гео запирать двери на время тайных совещаний и пообещала обоим, что ничего никому не расскажу, пока они сами не решатся. Даже тебе. Прости, это была не моя тайна.
     Павел не сердился. Она права — тайна не ее.
     Некоторое время они молча ели, и Павел наслаждался этой романтической тишиной, понимая, что завтра все может быть уже не так. А еще более не так все будет минут через двадцать, когда ужин закончится и начнется разговор.
     — Не накручивай себя, — вдруг сказала Лиэлл. — Ешь спокойно. Я не собираюсь закатывать скандалы и отговаривать тебя от принятого решения. У нас впереди еще два года, мы сумеем с этим справиться. А сейчас просто доедай и не порть себе аппетит глупыми мыслями.
     — Ну конечно, — вздохнул Павел, чувствуя, как отступает дурацкая тревога. — От тебя разве что-нибудь скроешь…
     — Скроешь. Только не сейчас, — пожала она плечами.
     Потом они вместе навели порядок в комнате, и Лиэлл поманила его на балкон, в темноту вечерней прохлады. Облокотилась о широкие перила, дождалась, пока он догадается встать рядом, и прислонилась к его плечу головой.
     — Я понимаю, почему вы летите, — сказала она без долгих вступлений. — Это правильно. Вы выбрали этот путь так давно… Вы и не могли решить иначе. Я это всегда знала, и боялась того времени, когда окажется, что дальше туристических полетов на Торан, Вариану и Соэллу с Качтэллой вас не пустят. Ты бы так жить не смог.
     — Никто из нас не смог бы, — отозвался Павел. — Эта экспедиция — самая большая наша удача после того, как мы оказались на «ЗАРЕ», и после нашей с тобой встречи. Мы с ребятами говорили об этом. Они все тоже боялись «того времени». Я рад, что ты нас понимаешь.
     — Я всегда понимала.
     — Знаю. Спасибо тебе, — искренне сказал он.
     — Но я полечу с вами, — продолжила она словами, которых Павел ждал и боялся. Но он знал, что должен ответить:
     — Нет.
     — Паша…
     — Нет. Я думал об этом.
     — Я тоже.
     Головы от его плеча она так и не отрывала, но он почувствовал, как она напряглась. Как бы все-таки не получилось скандала, как ни непривычно это звучит по отношению к Лиэлл.
     — Девочка, — как можно мягче сказал Павел, — это полет в одну сторону для всех, кто на него решился.
     — Я знаю, — упрямо кивнула она. — Мои родители ушли в такой же полет почти полторы тысячи лет назад. Они знали, что не вернутся. Мы тоже знали. Может, они до сих пор летят, а может, нашли новый дом… А еще мы знали, что они счастливы. Потому что они сделали это вместе.
     Так вот кто были двое соэллианских «безумцев», которых она раньше упоминала. То-то он не слышал и доли осуждения в ее словах. Конечно, она ими просто гордилась.
     — Вот в кого ты такая непоседливая и любопытная, — сказал он вслух и поцеловал Лиэлл в теплую макушку.
     — Ну да, — по голосу Павел понял, что она улыбнулась. — Гены это страшная сила. И ничего странного нет в том, что я хочу последовать за ними во всех смыслах.
     Пора.
     — Слушай… я не знал, как начать. Но сейчас ты сама это сказала.
     — Сказала что?
     — Твои родители были, а может, есть и будут еще счастливы — потому что они вместе.
     — Так и я о том же. Мы тоже можем быть счастливы!
     — Полторы тысячи лет, Ли. — Павел постарался произнести это медленно, отделяя каждое слово, чтобы она почувствовала их важность. — Они летят вместе полторы тысячи лет. А нам с тобой осталось в лучшем случае лет пятьдесят.
     — Со мной ты сможешь жить дольше! — Лиэлл оторвалась от его плеча, подняла голову повыше, и Павел с тревогой услышал слезы в ее голосе. Она все поняла, но еще не готова это признать и смириться. А будет ли она вообще готова?
     — Да, — сказал он вслух, — смогу. Но насколько дольше? И что будет с тобой потом? — Он вдохнул поглубже и сказал самое страшное, от чего внутри все сжалось в старый ненавистный колючий клубок тоски: — А если уже в дальнем космосе, спустя те самые пятьдесят, сто или больше лет случится непредвиденное, и ты вообще останешься одна? Ты же не выживешь, не успеешь вернуться и, скорее всего, уже не сможешь позвать на помощь!
     — Пашка! — Лиэлл вскинула руки и обхватила ладонями его лицо, заставляя посмотреть ей в глаза, и тепло ее рук заставило клубок медленно распуститься, несмотря на то, что говорила она не совсем то, что было нужно: — Почему ты то же самое не говоришь Кате, Юле или Варе с Лори? Если случится непредвиденное, все могут не выжить, и что теперь, всем сидеть дома вечно, держась за ручки? Если бы вы так думали, вы бы уже давно…
     Павел сделал над собой усилие и оторвал ее ладони от своего лица, осторожно сжал пальцы.
     — Ли, ты — не Катя, не Варя и не Юля, и даже не Лори. И если сейчас ты снова начнешь петь эльфийские песни про Лютиэн или Арвен, я всерьез рассержусь. Сказки сказками, но ты не имеешь права похоронить себя черт знает где в одиночестве! Милая, если бы я был соэллианином, я бы первый тебя взял в охапку и увез с собой на тот пресловутый край света, чтобы никогда с тобой не расставаться. Но я не соэллианин!
     Он умолк, продолжая сжимать ее руки, а она не вырывалась, только усмехнулась невесело:
     — Ну, если бы ты был соэллианином, я бы в твою сторону смотреть не стала.
     — Ты знаешь, о чем я, — не позволил Павел себя сбить.
     — Знаю. Но если ты сейчас начнешь рассказывать о том, как не хочешь стареть рядом со мной, всерьез рассержусь уже я. Это я вообще обсуждать не хочу.
     Лиэлл отвернулась, а Павел вспыхнул. Они давно не поднимали эту тему, незачем было, и к тому же оба знали, что проблема есть, но решения она просто не имеет, а потому зачем лишний раз говорить о том, что не изменить, с чем надо просто смириться. Но сейчас это дополнительный аргумент. Его чувства тоже важны, даже если они кажутся глупыми.
     — А придется обсудить. Послушай меня! — Теперь ему пришлось положить ладонь на ее щеку и заставить повернуться к нему, преодолевая сопротивление. — Лиэлл! Я имею право чувствовать то, что чувствую! И я должен это сказать.
     — Не кричи, — тихо попросила она. — Я слушаю.
     И вдруг обняла его за пояс, привычно спрятав лицо у него на груди. Павел понял — ей больно, как и ему. Но она слушает.
     — Я думаю об этом с тех пор, как ты впервые рассказала мне все о себе, — начал он. — Когда впервые сообразил, что когда-нибудь я непременно превращусь в развалину, и ты меня похоронишь. Это оказалось не самое легкое и приятное осознание. С тех пор у меня было много времени подумать… Ли, не фыркай, щекотно же! Слушай молча. Так вот, я немножко вырос и научился понимать и принимать даже то, что мне не нравится. У меня было время свыкнуться с этой мыслью. Я состарюсь и умру. По соэллианским меркам — довольно скоро. Но последнее, чего я хочу, так это утащить тебя за собой. А так и получится, если ты полетишь с нами.
     — На кораблях есть еще люди, — возразила она глухо в его рубашку. — И у них будут потомки. Если ты беспокоишься о том, что я не смогу встретить новую любовь…
     — Да, я беспокоюсь, — согласился он. — Ты слишком зависишь от нас. Физически ты можешь выжить в любом катаклизме, даже если… — Ему пришлось на секунду прерваться, чтобы набраться духу и снова сказать это вслух: — Даже если погибнет вся экспедиция или основанная нами вероятная колония. Мы все погибнем быстро или не очень — но это возможно. А ты будешь пытаться нас спасти. И можешь не справиться. Все умрут, а ты останешься. Но одна ты не сможешь выжить, только умирать будешь дольше и страшнее, чем я могу себе представить. И даже десятитысячная процента вероятности такого финала для тебя… — Павел снова умолк, переводя дыхание, прислушался. Лиэлл дышала ровно, не злилась, не протестовала и не плакала, как он опасался. Тогда он снова вздохнул и тихо, но твердо закончил: — Нет. Ты не полетишь.
     Некоторое время — может, пару минут, а может, полчаса, — они молчали, обнявшись. Потом Лиэлл первая отстранилась и спокойно спросила:
     — Это тебе Матти мысль подкинул?
     — Нет, мы с ним никогда это не обсуждали, — удивился Павел. — Он давно дал мне понять, что не полезет больше в нашу жизнь. Но, представляешь, у меня у самого мозг есть. И воображение.
     — Буйное.
     — Не жалуюсь. Ли, посмотри мне в глаза и скажи, что я не прав. Хоть в чем-то.
     Ее потемневший взгляд Павел выдержал с трудом. Но она ничего так и не сказала, просто молча смотрела, и он уже был уверен — ей нечего возразить.
     — Ты очень красноречиво молчишь, — заметил он.
     — А ты слишком многое понял обо мне.
     — Гео тоже так сказал… Да, была у меня возможность. Хоть что-то полезное я из нашей истории вынес. Ну, кроме мысли, что без тебя я не могу жить.
     — А я — без тебя. Тогда как ты можешь говорить, что я не должна лететь?
     — Если я буду знать, что наше расставание спасет тебя — я смогу.
     Вот это Павел знал твердо. И голос его звучал уверенно и решительно. Он правда сможет.
     — А что буду знать я? Как жить — мне?
     Это оказалось самое слабое место во всей его уверенности. Потому что своим «ты не полетишь» он снимал груз тревоги с себя и вешал его на ее плечи. Но лучше пусть она немного потоскует по тому, что и так рано или поздно уйдет, чем потеряет все разом, включая жизнь. Ее жизнь стоит гораздо больше, чем она думает.
     — Ты будешь знать, что я люблю тебя и всегда буду любить, — сказал он твердо. — И что я счастлив, потому что я там, где должен быть, и потому что уверен, что ты в безопасности.
     — Да. Но зато я всегда буду знать, что ты не в безопасности. А вот то, что ты счастлив, я не смогу знать всегда. Когда корабли уйдут на достаточное расстояние, я перестану тебя чувствовать, и останется только страх. Как тогда… с «Эвридикой». Как с родителями. Мы с Матти не знаем, живы они или нет, потому что потеряли с ними не только пространственную связь, но и ментальную. Я не буду знать, что с тобой!
     Ответ на этот ее вскрик нашелся сразу и тут же стал самым правильным:
     — Ну и хорошо. Я для тебя никогда не умру. И даже не состарюсь.
     — Ну почему вас всегда это волнует?! — Лиэлл явно услышала не то, что он хотел до нее донести. — Хуже барышень! Не было в моей жизни мужчины, который не переживал бы по поводу своего возраста!
     — И все улетали от тебя в межгалактические экспедиции? Бедная девочка… ну, ты должна бы уже привыкнуть к мужским капризам и низкой самооценке.
     — Не смей смеяться. Тут нет ничего смешного… Пашка!
     — Плакать не получается, милая. Это же правда смешно.
     — Когда любимый человек бросает меня под предлогом «я стал старый и слабый», мне не смешно.
     — Я не старый и не слабый.
     — Тогда какого…
     — Но я таким буду. И ты права, я не хочу становиться таким рядом с тобой. Малодушный каприз, да. Но главное все же не в этом. Если бы я оставался на Земле, я бы никогда тебя не бросил, уж как-нибудь пережил бы. Разбил бы все зеркала в доме, запретил бы меня снимать на любую видеотехнику, и до гробовой доски не вылезал бы из тренажерного зала.
     Он действительно так и сделал бы. Но не в старении же тут дело. Вообще не в нем.
     — Но ты не останешься, — тоскливо сказала она значительно тише, как будто последняя вспышка ее отчаяния и его попытки шутить отняли у нее все силы. — Это было бы неправильно.
     — Мы пошли по кругу, тебе не кажется? — осторожно сказал Павел, снова привлек жену к себе и решительно поднял на руки. — Нам не пора спать?
     — Пора, — коротко ответила она и обхватила его руками за шею.
     — Мы улетаем не завтра. Сможем обдумать этот разговор и поговорить еще.
     — Ты не передумаешь.
     — Это не вопрос?
     — Нет. Я знаю, что ты решил. Но я еще нет. Мне нужно время.
     — У тебя есть все время мира. Оно твое. И я тоже. А пока ты думаешь, мы могли бы с пользой провести остаток этой ночи. — Павел внес ее в дом, балконная дверь закрылась с тихим шелестом за спиной. — И завтрашнюю тоже. И так целых два года.
     До утра они так и не заснули. Перед рассветом, когда небо уже начало сереть, Лиэлл в объятиях Павла тихо повторила уже сказанное:
     — Я никогда не узнаю, что ты мертв.
     — Никогда.
     — Значит, ты всегда будешь со мной.
     — Всегда.
     Кажется, она наконец поняла. И тут несмотря на романтичность мгновения и уже накатывающее сонное состояние, Павел встрепенулся от неожиданной мысли:
     — Погоди, а это тебе не помешает… ну, снова… если ты встретишь другого… ну…
     — Паш, не смущайся, — сказала она, приподнявшись на локте и глядя ему в лицо слегка удивленно. — Не думала, что тебе это придет в голову, но ты меня снова удивил. Знаешь, а ведь ты единственный, кто смог со мной так спокойно говорить об этом. О том, что ты — не единственный, прости за каламбур.
     — А как еще об этом можно говорить? — пришла очередь Павла удивляться.
     — Мужчины, даже самые лучшие, далеко не всегда могут принять мысль, что они не единственные, как бы это ни было очевидно и естественно, даже для землян.
     Вообще-то, если бы он об этом все время думал, они вряд ли смогли бы так долго прожить вместе.
     — Приятно знать, что я уникален, — сказал он первое, что пришло в голову.
     — Ну, не совсем… но, поверь, исключения на то и исключения, чтобы встречаться раз в тысячу лет.
     — Так все-таки?
     — Я отвечу. Именно потому, что ты поймешь. Смогу ли я снова полюбить? Смогу. Ты же не думаешь, что я триста лет до возвращения «Эвридики» жила монашкой и ни к кому не испытывала чувств вообще. Испытывала. Хотя тогда вообще все складывалось неопределенно и странно… Но, может, я больше и не смогу никого полюбить так, как люблю тебя. Только это будет уже неважно.
     — Неважно?
     — Я все равно смогу жить. Даже если больше в моей жизни не будет никого другого вообще.
     Павел тоже повернулся к ней, приподнявшись от подушки, и внимательно вгляделся в ее лицо.
     — У меня ощущение, — произнес он вслух свои сомнения, — что ты понимаешь что-то, чего не понимаю я.
     Лиэлл задумчиво покачала головой.
     — Возможно, ты дашь мне то, чего не смог дать никто.
     Наверное, у него был очень озадаченный взгляд, потому что она внезапно улыбнулась и потянулась за поцелуем, а когда отстранилась, все-таки пояснила:
     — Свободу, Паша. Ты и наша любовь всегда будут со мной. Пока ты будешь для меня жить, пока все это есть… я свободна. У меня не будет больше этой эмоциональной зависимости от других землян, понимаешь?
     Чего же тут непонятного. Девочка почти пять тысяч лет сидела на игле эмоций, а он ее излечил. Если забыть о странности этой ситуации в целом, получается очень неплохой итог их долгих и непривычных с точки зрения обычного человека отношений.
     — Понимаю… — кивнул он. — И вот теперь я точно знаю, ради чего улетаю.
     — Ну, кроме звезд, романтики космоса, — чуть насмешливо подхватила Лиэлл, сбивая пафос момента, — кроме далеких галактик, любимого командира, дружбы вообще и лично Федьки в частности, и кроме пилотирования наикрутейшего межгалактического звездолета, пока смерть не разлучит вас. Да, теперь кроме всего этого у тебя есть Миссия.
     — Да, — не стал он спорить. — И я не знаю, что важнее. Все важнее. Космос, ребята, Федька, звездолет и Миссия. Ты и твоя жизнь.
     — Люблю тебя, романтик ты мой, — нежно сказала она и снова поцеловала, легко и невесомо. 
     — Я тоже тебя люблю. И всегда буду любить.
     А когда Павел уже почти засыпал, он услышал такой же сонный голос Лиэлл у своего плеча:
     — Может, вы встретите моих родителей. Ты передай им привет от нас всех. Расскажи про нас с тобой, про Гео с Читтой… про Гекта и Качтеллу. Про… и про Сьенну тоже. И про Матти.
     — Представляю себе эту встречу в межгалактической пустоте, — иронично протянул он. — Здрасьте, дорогие тесть с тещей, не ждали? А это я. Кстати, а как я узнаю, что это именно они?
     Лиэлл тихонько хмыкнула.
     — По Вселенной летает не так много соэллианских кораблей с семейной парой на борту. К тому же, нам всегда говорили, что мы с мамой очень похожи. Оллэр и Эллон. Их так зовут.
     — Ты серьезно считаешь, что мы можем встретиться?
     — А вдруг. Знаешь, жизнь на Земле научила меня тому, что «а вдруг» может случиться даже самое невозможное. Вроде встречи с инопланетянами… или чтения мыслей.
     Павел улыбнулся и все-таки закрыл глаза. Сил думать и говорить почти не осталось, но он все же закончил:
     — Хорошо, я запомню. И все расскажу. И покажу… Они ведь тоже телеэмпаты, да?
     Лиэлл не ответила. Заснула.
     Конечно, тоже. Гены.