Лиэлл подумала, что согласна с ним, но это не ее народ и не ее выбор.
     — Мне трудно судить, — уклончиво отозвалась она. — Я могу только доверять вам. Это ваши люди и ваши решения.
     — Спасибо. Еще и поэтому я думаю, что Раст зря опасается оказаться во власти «новых хозяев».
     — Почему — «поэтому»?
     — Вы сказали, что не судите, а доверяете мне самому принимать решение, — пояснил Гект. — Вы даже советов не даете. Но беспокоитесь о моей жизни. Я думаю, что вы выражаете не только свою точку зрения, и не опасаюсь, что соэллиане станут использовать рэтвеллов… как это… как инструменты. Я вам тоже доверяю. И надеюсь убедить Раста и всех, кто сомневается.
     Она вдруг осознала, что восхищается его уверенностью и той честностью, с которой он так горячо ее убеждает. Что ж, на честность надо отвечать тем же.
     — Знаете, — задумчиво сказала она, — за эти два дня я поняла, что в вас нашел Паш… Павел. Вы честный и открытый. Это подкупает.
     — Спасибо, — снова зарумянился Гект, чем вызвал ее улыбку. Ну честное слово, как девушка!
     — Элиана, я спрошу? — перебил он ее мысли.
     — Конечно.
     — Зачем вы исправили его имя?
     — Чье?
     Она прекрасно поняла, чье. Гект еще и упрямый. В некоторых вопросах даже упертый. Она же раньше ясно дала понять, что не хочет о Паше говорить, но сейчас сглупила, упомянув его имя.
     — Не кокте… не кокетничайте, — удивительно к месту вставил рэтвелл и тут же добавил торопливо: — Простите.
     Лиэлл улыбнулась и поняла, что даже раздражаться не может. Этот рэтвелл разрушал все ее представления о мироустройстве с момента своего появления в ее жизни, и чем ближе они знакомились, тем больше углублялось разрушение, а новое строилось медленно. Но казалось гораздо приятнее разрушенного.
     — Хорошо, не буду кокетничать. Я исправилась, потому что у землян, да и у нас тоже, есть несколько форм одного имени. Официальное, полное, для всех, — и уменьшительные. Для близких людей.
     — У нас такого нет, но я понял. Значит, вы больше не считаете его близким человеком?
     — Больше?
     Как бы прекратить этот разговор, чтобы не испортить общее впечатление от вечера?
     — Ну… вы же не случайно ошиблись. Вы привыкли, а теперь исправляете себя. А еще Павел рассказал мне о вас и о Геллиоте.
     Ничего себе.
     — Он не любит откровенничать ни с кем, — заметила она вслух. — Даже друзьям с ним из-за этого иногда приходится тяжело. Оказывается, я недооценила его теплое отношение к вам.
     — И к вам.
     Все, достаточно.
     — А вот тут, капитан, я попрошу вас остановиться, — постаралась Лиэлл сказать как можно строже. — Я никому не позволяю лезть в эту часть моей жизни. Уж как-нибудь сама разберусь, кто к кому как относится, и что из этого следует. На Земле я прожила сотни жизней, и каждая приносила мне что-то новое. Поверьте, у меня большой опыт общения с людьми и с мужчинами в частности, я в состоянии сама решить эту проблему.
     Гект поднял руки, словно сдавался на милость победителя, но вслух сказал совсем не «как пожелаете»:
     — Наверное, я рискую совершить ошибку. Я только надеюсь, что даже если я испорчу отношения между мной и вами, это не повлияет на решение соэллиан дать убежище моему народу. Дипломатия и личное не должны смешиваться, верно? — Он перевел дух, и немного тише, как будто в сторону, добавил: — Конечно, если Павел об этом разговоре узнает, с ним у меня никаких отношений больше не будет вообще, даже дипломатии не останется. Как это… Спасибо, если не убьет.
     Лиэлл снова поймала себя на улыбке, но Гект ее не поддержал, оставаясь предельно серьезным, обращаясь снова к ней напрямую:
     — Все равно, я должен сказать. Конечно, я знаю, кто вы, какая продолжительность вашей жизни, и понимаю, что ваш опыт очень много больше моего. Рядом с вами и любым из соэллиан я просто… как это… маленький ребенок. Младенец, вот. Но все же я взрослый мужчина, я лидер своего народа, и я тоже имею опыт и немного знаю о людях и их поведении. И об их чувствах тоже.
     Лиэлл уже не хотела его прерывать. Пусть скажет. Ей стало казаться, что его слова имеют для нее смысл, что он говорит нечто очень важное.
     — Да, у меня есть только одна любимая женщина, и это никогда не изменится. Но ведь у нас с ней и жизнь только одна, не сотни, и внутри этой одной жизни мой опыт любви с этой женщиной тоже важный и значительный…
     Он перевел дух, а Лиэлл все-таки негромко вставила:
     — Разумеется. Я только не очень понимаю, какое отношение этот прекрасный сам по себе факт имеет ко мне.
     — Я хочу сказать не о себе и не о вас, — помотал он головой. — Понимаете, элиана, у него ведь тоже только одна жизнь, не самая длинная, если сравнивать с вами и даже со мной. И в этой жизни у него есть только одна любимая женщина. Насколько я успел его узнать — другой не будет. И ради этой женщины он готов отдать все, что у него есть, даже свою не самую длинную жизнь.
     А вот на это ей сказать было нечего.
     Гект тоже помолчал, то ли обдумывая сказанное, то ли ожидая ответ. Не дождался и тихо закончил:
     — Это все, что я хотел сказать. Обещаю, что больше никогда не заговорю с вами об этом. Но я должен был.
     — Зачем?
     Гект совсем по-человечески пожал плечами.
     — Почему-то я не хочу, чтобы Павел чувствовал несчастье от того, что считает себя ненужным любимой и недостойным ее. Это неправильно. Ведь вы его таким не считаете. Вы до сих пор называете его имя, как близкий человек называет близкого человека.
     Конечно, нет, она не считает. Паша — самый лучший и самый дорогой ей человек. Это вообще никогда не вызывало сомнений, даже теперь. В этом и заключалась основная трудность искусственного разрыва с ним. Он ей дорог по-прежнему. Неужели Паша может думать, что она уходит потому, что он ей не нужен? Или что считает его плохим? Неужели для него это действительно все еще имеет значение? А в следующую секунду вдруг показалось, что она вообще теперь не знает, а зачем и почему она уходит. Только потому, что боится возвращаться? И из-за этого заставляет страдать его и мучает всех родных и близких? Ее размышления о смерти вдруг стали далекими и неважными. Да уж лучше умереть, наверное, чем жить, понимая, каким несчастным она сделала любимого человека…
     — Еще раз простите меня, элиана, — так же тихо сказал Гект, и она вспомнила, что не одна в каюте. И вообще в гостях. — Я никогда не нарушил бы ваши личные границы ради себя или из простого любопытства. Но это важно не для меня, а для него. И для вас.
     Лиэлл тряхнула головой, стремительно поднялась на ноги, и он тоже вскочил. Его уверенность в собственных словах не угасла, он твердо убежден, что должен был это сказать, и испытывал только удовлетворение от того, что все-таки сказал.
     — Спасибо, — с усилием произнесла она, протянула руку, дождалась, пока Гект догадается протянуть свою и сжала его ладонь. — Никто из тех, кто волнуется обо мне, не задумывался об этой стороне, никто не волновался о нем… даже я сама. Но больше не надо об этом, пожалуйста. Мне трудно обсуждать происходящее между нами… точнее, не происходящее. Дальше я сама справлюсь. Хорошо?
     Это прозвучало почти умоляюще. Гект несколько секунд смотрел Лиэлл в глаза, и в его темном взгляде ничего нельзя было прочитать, а из новых эмоций она уловила только смятение, а потом и оно ушло. Гект стремительно склонился и прикоснулся губами к тыльной стороне ее ладони, все еще лежащей в его руке. В этом жесте не ощущалось ничего, кроме безграничного уважения и сочувствия, и Лиэлл не стала вырываться, пока он сам ее не выпустил. А потом тихо пожелала ему спокойной ночи и быстро вышла, не зная, что тут еще можно сказать или сделать.
      
     К системе Аэрлана они летели неполные двое суток. Выход на орбиту третьей планеты пассажиры наблюдали со смотровой площадки. Рэтвеллы держались по-прежнему вместе, но уже не так обособленно, как в начале полета — Павел, а с ним и Федор находились от них в паре шагов, а Лиэлл и вовсе стояла рядом с Гектом, рассказывала о системе — не так, как на переговорах, зачитывая технические характеристики и планы освоения планет Аэрлана, а описывая свои собственные впечатления от каждой планеты и самой звезды.
     Лиэлл говорила изначально, что планета уже готовилась к заселению, но до конца дело не довели, и Павел почти всерьез ожидал увидеть на поверхности заброшенные строительные площадки и мусор. Он тихонько сказал об этом Федору, на что тот хмыкнул и посоветовал немножко почитать и посмотреть информацию о том, как соэллиане колонизируют новые планеты, а потом уже паниковать.
     — А я и не паникую, — оскорбился Павел и все-таки пошел в каюту, ознакомиться с матчастью. Заодно нашел подробные описания третьей планеты и схемы ее колонизации, ведь до сих пор он не удосужился пойти дальше тех самых технических характеристик.
     Высадка на планету состоялась на катерах «Эллары». В прошлый раз Павел сидел в салоне такого катера во время высадки на Торан. Воспоминания о том полете его не радовали, и тем, что произошло на самом Торане, и тем, что тогда рядом с ним сидела Лиэлл. А сейчас она летела на другом транспорте. Павел оказался в компании Федора, Слаэрна, пары охранников и всех четверых рэтвеллов. Он добился, чтобы его пустили за пульт управления, а Федор, попытавшись отбить право вести катер, был вынужден отступить.
     — Шеф СБ, — назидательно сказал Павел, устраиваясь в кресле пилота, — должен руководить СБ. А не отбирать хлеб у товарища. Каждый должен заниматься своим делом!
     Федор что-то пробурчал в ответ, но Павел уже не вслушивался. «Эллара» открыла внешний люк транспортного отсека, и первый катер, с Лиэлл, Михаилом и группой соэллиан на борту, стартовал к планете. Павел получил разрешение от командира корабля и тоже дал своему катеру команду запуска.
     Управление соэллианским транспортом доставляло ему удовольствие. Нет, ему нравилось пилотировать любое летающее средство передвижения, но только соэллианские корабли и катера давали ни с чем не сравнимое наслаждение от слияния с техникой, как с частью своего собственного тела. Павел представить себе не мог, насколько круче чувствуют себя пилоты-соэллиане, способные на полноценную ментальную связь с искусственным интеллектом корабля, если даже он, ограниченный ментально землянин, чувствует этот катер так, словно сам летит в пространстве космоса и сам входит в атмосферу, а раскаляющаяся обшивка — это его кожа, которая чувствует движение, но не ощущает жара. Восхитительное ощущение парения, когда срабатывают тормозные двигатели и включаются атмосферные, выводя катер в полет к точке посадки. Облака расходятся, и внизу открывается вид на поверхность. Впереди их ведет катер Лиэлл, так что можно довериться искусственному интеллекту, взявшему «след», и просто наслаждаться полетом. Сперва они летят над морем, раскинувшимся в центре огромного материка размером с Африку, потом над побережьем, вглубь суши, на север…
     Поскольку соэллианские охранники снова изображали дзен-буддистов в момент особо глубокой медитации, Федор и Слаэрн изображали лучших друзей, встретившихся после долгой разлуки и имеющих тонны нерассказанных новостей друг для друга, а рэтвеллы молча рассматривали открывшийся им пейзаж, Павел мысленно плюнул и громко сказал:
     — Если посмотрите налево, там на побережье расположена группа зданий. Это поселение пока законсервировано, откроется по мере прибывания новых жителей.
     Рэтвеллы одновременно повернули головы налево, Федор замолк на полуслове, а соэллианские охранники, не дрогнув, продолжили медитацию. Павел удовлетворенно кивнул сам себе и продолжил делиться недавно приобретенными познаниями:
     — Здесь будет запущен завод по переработке морепродуктов, которые тут же и выращиваются. Это наземная часть завода, сами фермы и системы их обеспечения находятся под водой. Производство автоматизировано, но на таких небольших предприятиях люди всегда нужны, для контроля и обслуживания автоматики. Посмотрите направо…
     Все, уже включая соэллиан, синхронно повернулись вправо.
     — Чуть дальше, у подножия холмов, вы можете видеть наземные фермы. В небольших колониях, какая и предполагалась на этой планете, соэллиане выращивают необходимые растения в пищу естественным способом, вам предлагается заняться тем же самым на первых порах. В дальнейшем, по мере роста населения, вам помогут построить заводы-синтезаторы пищевых продуктов. А теперь посмотрите прямо по курсу.
     Павел дождался, пока все уставятся в переднее обзорное окно, где на фоне голубого неба вдали белела горная гряда, и направил катер чуть вниз, чтобы вместо неба и гор в зону видимости попал небольшой городок на зеленой равнине, к которому они и летели.
     — Прямо по курсу вы можете видеть город, готовый принять вас и ваших первых людей. Он рассчитан примерно на двести тысяч человек, но никто не обязывает вас жить только здесь. На планете, на этом и соседнем материке, двадцать три города такого типа, почти полностью готовых, пока законсервированных, и еще несколько, требующих достройки.
     Городок внизу размером напоминал родную Калугу конца двадцать второго века на Земле, да и внешне тоже больше походил на земной городок, чем на соэллианский. Насколько Павел помнил города Соэллы с голографий, из новостей и тех старых миражей-воспоминаний Лиэлл, они отличались высокими зданиями со шпилями, и далеко не всегда шпиль выполнял роль техническую, чаще — декоративную. Стиль архитектуры Соэллы весьма напоминал изящные дворцы эльфов из земных книг о Средиземье. А город, приближавшийся с каждой секундой в обзорном окне, сказочным назвать не получалось — обычные светлые двух-трехэтажные дома, кроме нескольких зданий повыше, в центре. Разве что купола ангаров для техники и единственный серебристый шпиль станции дальней связи наводили на мысль, что это не совсем земное поселение. А еще Павел знал — и не забыл сообщить об этом своим спутникам, — что все здания построены не из местного камня, а созданы из соэллианского строительного материала, но издалека разобрать такие нюансы все равно невозможно.
     Катер фыркнул с панели управления серией разнотонных голубых огоньков и выпрямился в воздухе — они слишком сильно снизились.
     — Ну вот как-то так, — закончил совсем не по-экскурсоводному Павел и тут же был перебит включившимся динамиком связи.
     — Пашка, у вас все в порядке? — тревожно спросил Михаил.
     — Все в порядке, просто демонстрировал пассажирам пейзаж впереди в смотровом окне, — отрапортовал Павел. — На голографическом экране видимость не та.
     Динамик тяжело вздохнул.
     — Давно с тобой не летал, — то ли с иронией, то ли с ностальгией в голосе сказал Михаил, и связь отключилась.
     — Я тоже давно, — подал голос Федор. — Если бы ты не болтал все время про тот пейзаж, я бы решил, что ты в камикадзе переквалифицировался.
     Павел не удостоил его ответом. Катер Лиэлл снова вел за собой, и теперь тоже начал снижаться.
     — Заходим на посадку, — сообщил Павел назад и направил свой катер следом.
     — Ты прав, — сказал за спиной Гект, — увидеть все по-настоящему это совсем другое, чем на экранах приборов. Спасибо.
     — Да не за что, — отозвался он, не оборачиваясь. — Ничего, скоро вы тут освоитесь, не один раз все это еще увидите, и сверху, и сбоку, и изнутри. Потом еще меня на экскурсии водить будешь.
     — Эск... экс…
     — Экскурсия, — опередил Павла Федор, чем поверг того в изумление, — представляет собой наглядный процесс познания окружающего мира, построенный на заранее подобранных объектах в естественных условиях.
     Павел послушал глубокое задумчивое молчание в салоне, поставил управление на автопилот — все равно дальше пойдет не творческий процесс, а тупое повторение за впереди идущим катером, — и обернулся.
     — Через годик будешь сам меня по территории водить, — пояснил он Гекту, — все показывать и рассказывать, как вы тут живете.
     Тот серьезно ответил:
     — Если тебе будет интересно. — Подумал и добавил: — Но пока это вам придется нас водить и показывать. Не забывай, что мы в таких условиях никогда не жили. А многие вообще на поверхность спускались раз в жизни… или вообще никогда.
      
     
Первое поселение на третьей планете
системы Аэрлана
      
      После официального представления Гекту и его спутникам планеты, на которую они впервые ступили, Лиэлл предложила всем разместиться в подготовленных для гостей и будущих хозяев домах. Размещение планировалось временным, пока переговоры не завершились подписанием договора и к системе Аэрлана не прилетели оставшиеся корабли рэтвеллов — разумеется, если договор будет подписан.
     Рэтвеллам предложили отдельное двухэтажное здание-коттедж, небольшое по меркам соэллиан, но для четверых человек более чем просторное. Гект за всех сразу согласился, остальные рэтвеллы не возражали. Один из сопровождавших Лиэлл соэллиан представился коротким именем Таэлн и сообщил, что он один из инженеров-создателей города, готов показать, объяснить и передать все необходимое новым владельцам. Как и на «Элларе», все соэллиане на планете перешли на русский язык, потому что сьеррх им был неприятен, английский незнаком, а эллан как следует не знали рэтвеллы. Таэлн пригласил всех, желающих осмотреть дом, за собой. Желающих оказалось немного — сами рэтвеллы, Павел, которому и правда было интересно, и Федор, которого в первую очередь интересовало сопровождение Павла, а во вторую, как безопасника, знакомство с будущим домом рэтвеллов изнутри.
     — Я покажу вам, как работает это здание, какие системы в нем активны, какие мы только планируем запустить, — сказал Таэлн и открыл двери, обычные раздвижные двери, обычной кнопкой входа. — В дальнейшем я познакомлю вас с остальными зданиями и системами. Если вы готовы, я могу начать.
     — Спасибо, — незамедлительно отреагировал Гект. — Вы сделаете нам экскурсию?
     Павел усмехнулся. Пополнение словарного запаса рэтвелла не прекращалось.
     — Да, можно сказать и так, — покладисто согласился Таэлн.
     Дом они обошли быстро. Рэтвеллы схватывали все на лету, задавали вопросы коротко, в основном о технических нюансах управления, и экскурсия закончилась быстрее, чем Павел толком осмотрелся. Его мало интересовали технологии. Выяснилось, что как и на соэллианских кораблях, в их домах он ориентировался интуитивно правильно. Гораздо больше его интересовали рэтвеллы, то, как они воспринимали происходящее. Скич и Креч, которые в основном и задавали вопросы, вели себя точно так же, как вели бы себя они с Федором на их месте — интересовались входами и выходами, системой охраны, небольшим лифтом и системой его блокировки, возможностью запираться в помещениях дома изнутри и тем, как осуществляется связь с другими зданиями и между людьми. Для Раста, казалось, ничего интересного в здании вообще не нашлось, его привлекали только виды из окон во все стороны, а единственный вопрос, который он задал, касался транспорта — смогут ли они осмотреть окрестности с высоты, и где этот транспорт взять. Гекта больше интересовали моменты организационные: какие комнаты можно занять, чем и где накормить его спутников, и когда завтра утром их будут ждать для возобновления переговоров.
     Когда они обошли весь дом, Таэлн вежливо пожелал им хорошего отдыха и ушел. Он вел себя, как и остальные соэллиане, вежливо и довольно дружелюбно, но явно не хотел находиться в обществе рэтвеллов дольше, чем того требовало дело. Федор, неотступно следовавший за Павлом, ничем, кроме непривычной молчаливости, своего неудовольствия этим самым обществом не выражал, но Павел подозревал, что он был бы рад ретироваться следом за соэллианином.
     Раст спросил Гекта, может ли он занять приглянувшуюся ему комнату на втором этаже, и тут же скрылся на лестнице, не прощаясь. Скич и Креч переглянулись, и Креч ушел следом, пожелав в пространство хорошей ночи всем, а Скич остался стоять у стены.
     Павел за время совместного путешествия ни разу не поинтересовался, чем эти ребята занимаются, и только сейчас в голове все расставилось по местам. Первые впечатления оказались верными: Гект — командир, Раст его друг, первый помощник и партнер, а эти двое выполняли функции телохранителей.
     — А где будете жить вы? — спросил Гект.
     — На выбор тут несколько жилых зданий подготовили, — опередил Павла Федор. — Сейчас разберемся.
     Павел огляделся, вздохнул и решительно сказал:
     — Там на втором этаже в левом крыле мне одна комната понравилась. В ней из окна горы видно…
     Федор издал едва слышный страдальческий стон.
     — Мы совсем не против, если вы останетесь! — торопливо согласился Гект, словно испугался, что Павел передумает. Перевел взгляд на Федора и неожиданно добавил: — А алкоголя тут нет, я уточнял.
     Не менее неожиданно тот фыркнул, подавляя смешок, Гект улыбнулся, а Павел понял, что слышит слегка неуклюжую попытку рэтвелла проявить чувство юмора.
     — Ладно, шут с вами, — махнул Федор рукой. — Раз алкоголя нет, я спокоен. Пошли, адмирал, надеюсь, в апартаментах рядом с твоими тоже есть вид на горы.
     Когда они проверили две соседние комнаты и выяснили, что горы видны одинаково хорошо из обеих, Павел затащил Федора к себе и запустил пищевой синтезатор, такой же, как и на соэллианских кораблях.
     — Не думал, что ты останешься, — сказал он, когда сели за стол. — Я-то ладно, но ты…
     Федор пожал плечами.
     — Я твоему чрезвычайному и полномочному отпрыску обещал от тебя не отходить. И вообще.
     Что «вообще» Павел уточнять не стал, все и так ясно. Доверия к рэтвеллам тут не испытывал никто. Разве что сам Павел.
     — А заставлять тебя уйти было бы недипломатично и непедагогично, — добавил Федор с уже набитым ртом. — Да и хрен бы ты ушел… знаю я тебя.
     Павел только усмехнулся и тоже начал жевать.
     Не ушел бы. Пора признаться самому себе, раз уж даже Федька понял: с рэтвеллами ему сейчас спокойнее всего. Подальше от нерешенных проблем, подальше от невыясненных отношений, подальше от дурацких надежд и никому, кроме него самого, не нужных чувств.

     Жизнь в общежитии с рэтвеллами сложилась совсем не конфликтной, чего Павел поначалу опасался. Рэтвеллы вели себя мирно, Федора не провоцировали, а тот даже изволил говорить «Доброе утро» и «До свидания», когда уходил по своим делам, а также желал всем доброй ночи перед тем, как подняться к себе, если вечером они засиживались с Гектом и его тенью Скичем за какой-нибудь беседой про события дня. Засиживались обычно в комнате, которую не сговариваясь отвели под такие общие посиделки — как зал релаксаций на соэллианском корабле. Павел даже наладил воспроизведение музыки домовым компьютером, чаще всего включая свои записи — композиции из двадцатого века. Песни ему казались тут неуместными, а вот инструментальные их версии пришлись весьма кстати.
     Событий каждый день происходило много, темы для обсуждений находились сами. На третий вечер Федор тоже втянулся.
     — Серьезно? Жить в кораблях, когда в вашем распоряжении десяток пустующих городов с полностью построенной инфраструктурой? — недоверчиво переспросил он Гекта. Павел промолчал, опасаясь спугнуть, хотя у него возник тот же вопрос.
     — Многие наши люди никогда не жили на поверхности, — осторожно ответил Гект, и стало очевидно, что он опасается того же. — Даже не так: многие наши люди ступали на поверхность планеты пару раз в жизни, и ни один из них на планете не жил. И не все смогут быстро… как это… адаптироваться. Поэтому я и хочу посадить на равнины пять-шесть кораблей, а остальные оставить в космосе на орбите с небольшим экипажем… как это… обслуживающим персоналом. Будем дежурить там по очереди.
     — Как спутники? — уточнил Федор.
     — Да. Как станции наблюдения и охранную систему.
     — От кого вас тут охранять? — не выдержал Павел. — Вы же специально хотели попасть в защищенное пространство, куда не проникнут другие рэтвеллы. А сюда вообще никто не проникнет. Так от кого охранять?
     — Паш, не горячись, — ответил Федор вместо Гекта. — Тут дело, наверное, не в реальной опасности, а в том, чтобы всем было спокойнее. Ну вот, например, зачем на кораблях соэллиан нужна служба безопасности, от кого что охранять? А она есть.
     Гект согласно кивнул.
     — Людям надо знать, что их покой оберегают те, кому они доверяют, — сказал он. — То, что они согласились на жизнь в Пространстве Соэллы, еще не означает их полного доверия. С этим еще работать и работать. Как и с тем, чтобы жить не в каютах, а в новых домах. Не все согласятся покинуть привычную… как это… среду обитания. Не сразу.
     Он помолчал и добавил:
     — А еще на наших кораблях налажено производство привычных нам мелочей. Ну, знаете… одежда, мелкие устройства… игрушки для детей. Не думаю, что соэллиане это нам обеспечат. Так что те, кто останется жить в кораблях, смогут продолжать работать на этих небольших производствах.
     — Для детей?
     Павел помнил свое удивление при упоминании детей у рэтвеллов, поэтому Федора понимал. Нет, они оба прекрасно осознавали, что рэтвеллы вряд ли появляются на свет вот такими взрослыми мускулистыми парнями, но все равно — рэтвеллы и дети казались им когда-то совершенно несовместимыми явлениями.
     — Это все, что тебя удивляет? — спросил он вслух.
     — Ну… да. А тебя нет? — Федор подумал и махнул рукой, не дождавшись ответа: — Хотя, о чем это я. Ты привык.
     — Павел тоже удивился, когда я сказал про своих детей, — восстановил справедливость Гект. — Мне это показалось забавным. Вы настолько не считали нас живыми, что полагали, будто мы размножаемся… как это… делением?
     — Почкованием, — вздохнул Павел. — Да мы вообще об этом не думали.
     — Я махровый атеист, — как будто невпопад, но очень серьезно сказал Федор и тут же пояснил новое слово: — Атеист — это когда не веришь в высшие силы с чудесами, а признаешь только науку и доказанные факты. А для недоказанных ждешь доказательств, прежде чем их признать.
     Гект понимающе кивнул, а Павел мысленно выдохнул. Кажется, Федька втянулся в эти странные для них обоих отношения, как он сам в свое время.
     — А «махровый», — вставил он, — это значит «абсолютный» в данном контексте.
     — Если меня спросить, существует ли Бог, я скажу решительное «нет», — продолжил Федор так же серьезно, словно посторонних реплик не слышал. — Но если бы меня спросили, существует ли Дьявол и черти в аду, то еще месяц назад я бы сказал однозначное «да». Сьенна, сьерры… и рэтвеллы. Абсолютное непостижимо инфернальное зло. Какие уж там дети.
     Павел подумал, что беседа на этом и закончилась, возможно, навсегда, но Гект только негромко сказал:
     — Я… мы понимаем. Для вас так все и было.
     — Когда Гект один пошел в посольство Соэллы, я больше боялся не соэллиан, а вас, — вдруг сказал со своего кресла у стены Скич. До этого момента он молчал во время всех разговоров, Павел даже думал, что он их не слушает, но он слушал. — Именно потому, что мы слишком много зла вам принесли. Я боялся, что вы не будете разбираться. Если поймете, кто такой Гект.
     — Справедливо, — отозвался Федор. — Если бы не ваш покорный слуга, этим бы и закончилось, вполне вероятно, еще на входе в посольство. Думаете, легко оттаскивать такого вот бультерьера? — он кивнул на Павла, и тут же пояснил: — Древняя порода бойцовских собак. Чтобы разжать челюсти вцепившегося в добычу бультерьера, требовалась очень большая сила.
     — Или хорошие отношения с бультерьером, — добавил Павел. — Фиг бы ты мои «челюсти» разжал, если бы я тебя не слушал.
     — Ты совсем не кусался, — встревоженно встрял Гект. — А что такое «фиг»?
     Федор несколько секунд смотрел на него, как будто подыскивал слова для ответа, а потом внезапно рассмеялся. Павел попытался сформулировать определение слова «фиг», но не выдержал, и тоже начал смеяться, а спустя полминуты смеялись уже и рэтвеллы, явно не очень понимая, над чем. Говорят, смех весьма заразителен. Общее веселье остановило появление в зале Раста. Тот не произнес ни слова, только смотрел осуждающе хмуро, но смеяться под его тяжелым взглядом быстро расхотелось всем, и Федор первым засобирался к себе наверх, сообщив, что завтра ему рано вставать, привычно пожелав доброй ночи.
     — Нам тоже завтра рано вставать, — сказал на сьеррхе Раст, когда Федор уже вышел, а Павел последовал за ним к дверям. — Если ты не забыл.
     Уже снаружи Павел услышал слова Гекта:
     — Я помню. И нет, Скич, ты останешься. Мы вдвоем. Раст попробует пилотировать сам. Нечего опасаться, это же соэллианская техника.
      
     Утром Федор действительно рано ушел — у него со Слаэрном планировались какие-то организационные мероприятия на тему безопасности, а Павел, дождавшись, пока Гект и Раст выйдут из дома, последовал за ними. Направлялись они в сторону транспортных ангаров. Логично, если вчера Гект упомянул полеты.
     Глядя в спину Гекта и Раста, направляющихся к катеру, Павел ощущал беспокойство. Два рэтвелла, одни, непонятно куда, без сопровождения, на соэллианском катере? Но главным в этом беспокойстве был даже не вопрос «когда это Раст научился управлять катером». Не понравилось ему, как Раст выглядел. То ли злой, то ли невыспавшийся, то ли…
     — Ребята, возьмите с собой пилота, — выпалил он, влетев в уже закрывающийся люк, и заслужил два взгляда — почти радостный Гекта и раздраженный — Раста. — Я на этих катерах собаку съел, а вы что, часто соэллианский транспорт водили?
     Он не стал дожидаться ответа и прошел к креслу пилота.
     — Я сам хотел попробовать, не надо! — недовольно сказал Раст, а Гект одновременно с ним ответил:
     — Конечно, возьмем пилота. Мы два раза пассажирами летали, а Раст еще инструкции читал и в этом… в ангаре их осматривал. А зачем на катере есть собаку?
     — Это выражение такое, — усмехнулся Павел, по-хозяйски устраиваясь перед пультом. Выкидывать его за борт, кажется, не собирались, несмотря на недовольство Раста. — Означает, что я в этом деле очень хорошо разбираюсь. А учиться летать лучше с инструктором. Могу потом дать пару уроков желающим.
     — У вас сложный язык, — привычно сообщил Гект и беспрекословно уселся в пассажирское кресло за ним. — Много идиом. А инструктор — это хорошо, мы согласны.
     Раст, занимая соседнее кресло, больше не сказал ни слова, и отчего-то стало кристально ясно, что Павел не зря влез в этот катер. Чем дольше Раст молчал, тем больше казалось, что его поставил в тупик этот внезапный порыв нежданного сопровождающего, какие-то планы нарушил. И отчего-то вины за это нарушение Павел не ощутил.
     — Ребята, я тут исключительно как водитель транспорта, — сказал он, чтобы не накалять обстановку. — Хотите поговорить — идите в хвост, я вас не услышу. Только скажите, куда летим, я диспетчеру дам знать.
     Он мог поднять перегородку, силовое поле, закрывающее кресло пилота и пульт управления, но оно защищало только от внешних ударов, а воздух и звуки пропускало, так что о нем не стоило и упоминать.
     — Не надо в хвост, — отозвался Гект. — От тебя у нас секретов уже нет.
     Раст промолчал, но Павел спиной чувствовал — тот не согласен, хоть возражать и не будет.
     — Так куда летим?
     — К горам, — наконец, подал голос Раст. — Но мы пока не знаем, куда точно. Хотим рельеф рассмотреть.
     — К горам, так к горам, — кивнул Павел, связался с диспетчером, сообщил номер катера и предполагаемый маршрут, и пообещал позже передать конкретную цель полета, когда пассажиры определятся.
     Вид «под крылом самолета» напоминал земной пейзаж где-нибудь в Альпах. Холмы, похожие на земные сопки, но с более ярко выраженными вершинами, за ними изумрудно-зеленые луга с какими-то цветами, наверняка источающими тот самый тонкий аромат, который иногда доносило ветром в их поселение. Извилистые нити рукавов ручья, почти речки, оплетающие часть лугов и подножия холмов голубым кружевом, редкие островки деревьев — отсюда не различалась причудливая форма их листьев, а потому сходство с Землей казалось почти абсолютным. Небо синело вполне по-земному, и облака вполне земными барашками кудрявились над снежными вершинами гор, куда направлялся катер.
     — А что вы там искать будете? — нарушил Павел тишину. Молчание начинало раздражать и непонятно тревожило. — Может, приборы помогут в поисках, если поделитесь.
     Раст буркнул что-то нечленораздельное, а Гект пояснил:
     — Мы хотели найти место, где можно поставить наблюдающую… как это… обсерваторию. Со сканерами пространства.
     — Зачем? — искренне изумился Павел. — На ваших кораблях разве нет систем наблюдения?
     — Есть. Но я же говорил: часть кораблей мы хотим посадить на поверхность. Это даст нам дополнительные мощности для развития поселений. А те, что останутся в космосе на орбите, могут пострадать — космос не самое безопасное место, ты же знаешь. Хотелось бы иметь… это… дублет на поверхности. В идеальном варианте нужно несколько, но надо же с чего-то начинать.
     — Дублер, — машинально поправил Павел. — Только это не очень эффективно. Атмосфера планеты будет создавать помехи.
     — Но это надежно, — несколько громче своей прошлой реплики перебил его Раст. — Раз мы решились остаться на поверхности, то хотим иметь все наши системы для… как это вы говорите… прочно стоять на ногах.
     Павел пожал плечами. Хозяин — барин. Зато по этим двум репликам, точнее, по тону обоих рэтвеллов, он сделал вывод, что инициатором идеи обсерватории стал Раст, а Гект просто согласился, хотя тоже не особо понимал, зачем это делать именно здесь и сейчас.
     — То есть, мы ищем место для постройки комплекса зданий?
     — Да, и чем выше будет место, тем лучше, — уже совсем уверенно первым отозвался Раст.
     — Между прочим, можно было подходящую точку заранее по картам соэллианским найти, — сообщил Павел очевидное. — Они же полную базу данных давно составили, по всей поверхности планеты, включая океанское дно. Жаль, катера эти к местной общей сети еще не подключены, а от соэллианской уже отключены…  
     — Я знал, что есть решение попроще, — с упреком в голосе отозвался Гект. — Но не догадался спросить. Нам еще не все данные передали, ждут подписания договора. Да и то, что успели передать, у нас не получилось еще изучить.
     Раст только фыркнул, совершенно по-человечески.
     — Истинные земляне, — вздохнул Павел. — Сами себе создаем трудности, а потом с гордостью их преодолеваем.
     Теперь фыркнули оба рэтвелла, но комментировать не стали.
     Единственное, чего Павел никак не мог понять — это почему им приспичило именно сейчас, когда договор передачи планеты в собственность еще не подписан, искать место для стройки, которая еще только в замысле значится, даже не в проекте. Ладно, это он потом у Гекта спросит.
     — Смотрите на экран, бортовой компьютер подобрал точку, удовлетворяющую вашим запросам.
     — А мы еще не дали запрос, — недовольно сказал Раст.
     — Ну, я сам задал примерные параметры. Я в принципе знаю, где и как ставят обсерватории на Земле…
     — Мы не на Земле, — начал Раст, но Гект его остановил:
     — Мы посмотрим. Спасибо, Павел.
     — Сейчас я диспетчеру данные скину о нашей цели, — кивнул он, — а то мало ли что.
     Он по привычке надавил кнопку, включающую передатчик, чтобы вызвать диспетчера. Эфир молчал. Павел нахмурился и попытался захотеть связи с центром управления транспортом. Сначала по-русски захотел, потом на эллане, хотя знал, что в ментальных командах язык значения не имеет. Катер не реагировал, эфир молчал.
     — Однако, — озадачился Павел вслух и попробовал запустить диагностику. Обычно функция проверки и восстановления систем казалась ненужной, на неломающейся-то соэллианской технике, но о существовании такой команды он знал. Когда диагностика ничего не дала — по ее мнению, все шло по плану, Павел попытался связаться с Федором с помощью личного коммуникатора, но тот тоже не включался.
     — Что-то не так? — спросил Гект из-за левого плеча Павла. Он поднялся со своего кресла и подошел ближе.
     — Связь барахлит, — ответил Павел. — И диагностика чушь какую-то несет… Мне кажется, нам лучше вернуться. Потом слетаем, на исправном катере. Не сгорит же это место, да и занимать его некому, планета вся ваша, чужие тут не ходят.
     — Наверное, ты прав, — начал Гект, но одновременно с ним высказался и Раст:
     — Зачем потом? Нам связь не нужна. Двигатели же работают? Не надо возвращаться, покажи нам это место.
     Павел подождал возражений, но Гект молчал. Наверное, они много спорили об этом полете, Раст его уговорил, и сейчас Гекту не хотелось начинать спор сначала.
     — Так, босс, решай, куда летим? — обернулся Павел. Гект смотрел вперед, где в обзорном окне белела гора, на которой нашлась подходящая площадка.
     — Летим вперед, — кивнул он наконец. — Но садиться не будем, только сверху посмотрим и возьмем… как это… физические данные, да?
     — Есть, босс, — кивнул Павел, и катер направился к намеченной точке. Возможно, диагност прав, и связь сама по себе в порядке, просто тут какое-нибудь природное явление, которое ее глушит, мало ли, что тут в горах может быть. Но садиться при таких вводных, без связи и хорошего знания местности, точно не стоит.
     Гект не стал возвращаться на место, так и стоял за креслом пилота.
     — Босс — это начальник? — спросил он спустя пару минут. Все в порядке, Гектово языковое любопытство неистребимо.
     — Ага, — с готовностью ответил Павел. — Очень большой и важный начальник.
     Гора приближалась, все четче становились очертания скал, снежных завалов и ледяных склонов, переливающихся солнечными бликами.
     — Красиво, — тихо выдохнул Гект.
     Конечно, он же мог вообще никогда в горах не бывать.
     — Красиво, но холодно и опасно, — отозвался Павел. — Пешком там лучше не ходить. Лавины, снежные бураны, трещины во льдах…
     Он вдруг отчетливо вспомнил, как еще в Первой межзвездной на обратном пути свалился в такую трещину, пусть и не горную, когда они добывали лед на снежной планете. Невольно передернулся — повторять тот подвиг ему совсем не хотелось бы.
     — Мы и не собираемся там ходить, — сказал Раст. — Но я не вижу место, которое ты на карте показывал.
     Небольшое плато находилось чуть левее и выше, чем они летели.
     — Вот, — первым заметил Гект и сделал еще шаг ближе к обзорному стеклу. — Можно ближе подлететь и взять точные данные?
     — Можно зайти с другой стороны? — спросил одновременно с ним Раст.
     — Все можно, — ответил Павел и повел катер в облет.
     Когда они подлетели к длинному ущелью, слегка припорошенному снегом, и осталось слегка изменить направление, чтобы не врезаться в скалу прямо по курсу, Павел вдруг понял, что катер не слушается ни рук, ни мыслей, а Раст позади отчетливо и совершенно спокойно произнес на сьеррхе:
     — Ты был хорошим другом, Гект, и хорошим лидером. — И также спокойно добавил по-русски: — Ты был сильным воином, Павел. Жаль, что пилотировать и плавать ты меня уже не научишь... Прости.
     Повинуясь какому-то первобытному инстинкту, не успев вдуматься в смысл его слов, Павел левой рукой схватил Гекта за плечо и дернул на себя, а свободной правой надавил клавишу вызова силового поля защиты пилота, в довесок отчаянно желая поднять эту перегородку. Неизвестно, что сработало — мысль или электроника, но, когда спустя мгновение позади полыхнула белая до голубизны в глазах молния, их с Гектом накрыл слегка мерцающий прозрачный кокон, закрывший обоих вместе с креслом пилота и панелью управления от того, что разворотило внутренности катера позади. О том, что произошло с Растом, не стоило даже не пытаться думать. Павел и не пытался, у него возникли более насущные заботы.
     Внутри поля им не грозили обломки интерьера салона, которые швыряло от стенки к стенке, а основной проблемой стала гравитация, стремившаяся швырять Гекта от одной границы поля к другой, и удерживать его прижатым к себе оказалось весьма проблематично. Им обоим крупно повезло, что по старой привычке пилота флиппера Павел опустил фиксатор кресла машинально еще перед стартом, и теперь оставалось надеяться на надежность соэллианских систем безопасности и силу собственных рук. Гект как-то слишком спокойно отреагировал на взрыв и не особенно активно помогал себя удерживать. Не считать же помощью то, как он вцепился Павлу чуть выше локтя, словно расплющить хотел.
     Да, звуки поле не заглушало, и грохот со скрежетом резали восстанавливающийся после взрыва слух весьма отчетливо. Мощности взрыва хватило, чтобы разнести в клочья внутреннее оборудование и интерьер катера, невзирая на их соэллианское происхождение. Наружная обшивка, кажется, не пострадала, ведь внешняя защита была рассчитана на куда более мощные удары, катер-то использовался в космосе, в том числе и как боевой. Вот только диверсию изнутри создатели как-то не предусмотрели. Соэллиане явно не рассчитывали на рэтвеллов с взрывчаткой на своих аппаратах. Открытого огня, правда, не возникло — вся отделка катера создавалась из негорючих материалов, хоть в этом им повезло.
     Все это вертелось у Павла в голове, пока все остальное вертелось вокруг кокона поля бешеным ураганом. А когда катер замер, то ли упал, наконец, на скалы, то ли застрял в ущелье, мысли словно испарились. Некоторое время ничего происходило, и никто не двигался. Павел опасался нарушить равновесие — сперва стоило определить, в каком состоянии катер, а Гект неизвестно чего опасался — он разжал пальцы, наверняка оставив Павлу синяки на руке, и как-то подозрительно обмяк, придавив его к креслу.
     — Эй, — тихо сказал Павел, словно громкий звук мог опрокинуть катер в пропасть. — Ты в порядке? Гект!
     В полной тишине он слышал хриплое дыхание — Гект головой лежал на его правом плече, лицом вниз и отвечать не спешил. Ладно, жив, пока и на том спасибо.
     Павел осторожно приподнялся, насколько позволяла тяжесть рэтвелла, и попытался оглядеться. Катер упал — или застрял в ущелье — слегка наклонно, так что пол и закрепленное на нем кресло немного кренились вправо, как Пизанская башня. Павел в кресле оказался слегка на боку, Гект лежал на нем почти поперек, ноги на полу слева, голова, как уже Павел выяснил, на его правом плече. Выбраться из кресла, не сбросив Гекта на пол, не получилось бы. Однако сбрасывать было нельзя, и из-за вероятного резкого нарушения равновесия катера, которое могло оказаться фатальным, и из-за пятна крови на спине и правом боку Гекта — видимо, его все же зацепило каким-то обломком в момент взрыва, за то мгновение, что он оставался вне силового поля, или обломок влетел вместе с ним в поле, сейчас уже неважно. На черной куртке бурая кровь рэтвелла не выделялась цветом, но вблизи отчетливо отсвечивало влагой пятно, расплывающееся вокруг разреза плотной ткани.
     Павел попробовал разглядеть пульт управления и обстановку за обзорным окном. Стекло, как и обшивка, уцелело, ни трещинки. Правда, вид за ним ничем особо не помог — камни и снег, без проблесков солнечных лучей, но свет вполне дневной, то есть — они не на дне ущелья. Пульт управления подавал признаки жизни, пусть и не самые активные. То, что Павел смог из своего положения понять, обнадеживало, но не сильно, а вот расстраивало куда больше: кажется, катер закрепился довольно жестко, хоть и неясно, насколько устойчиво — угол наклона все же внушал опасения; силовое поле работало на полную мощность, что защищало их от возможного дальнейшего падения в обществе обломков интерьера; но двигатели отрубились, связь отсутствовала, а защитная система полностью активизировалась, и это был скорее минус, чем плюс. Большой минус. Потому что активизировалась система как при нападении снаружи: заблокировала входной люк, установила режим полной герметичности и, главное, включила наружную маскировку. А если она включила все это в момент взрыва, то никаких следов выброса энергии никто снаружи не засечет. Чудесно. При отсутствии связи полная соэллианская маскировка — большая помеха спасению в этой ситуации, потому что их не то что визуально не обнаружат, но даже и соэллианский же сканер их не найдет, если только кто-нибудь совершенно случайно не решит поискать в диапазоне их собственной маскировки — но кому придет в голову, что Павел Козелков от своих спрятаться решил? Нет, рано или поздно кто-то да додумается до предположения «а не поискать ли нам в маскировочном диапазоне, раз в остальных ничего нет», но тут вариант «поздно» может оказаться для них с Гектом роковым. Потому что вишенкой на торте система жизнеобеспечения нехорошим подмигиванием голубого индикатора сигнализировала, что она дышит на ладан. Если не удастся снять блокировки, установленные системой защиты, то обстановка сейчас все равно что в космосе — как только сдохнет жизнеобеспечение, они очень быстро сдохнут следом. Будет обидно задохнуться на поверхности планеты, где воздух едва ли не чище, чем на Земле.
     Павел опустил голову обратно на подголовник, который послушно извернулся набок, как подушку под правое ухо подложил, и постарался упорядочить мысли с дыханием и усмирить растущую волну паники. Сейчас надо успокоиться и привести в чувство Гекта. А потом все же выбраться из кресла, перевязать Гектову рану и думать вместе, что делать дальше. Может, блокировку удастся снять, и тогда они хотя бы воздух через люк смогут внутрь впустить, а то и выбраться.
     Мысленно он уже попытался отключить и поле, и режим абсолютной защиты, но то ли ментальное управление отказало вместе с двигателями и связью, то ли в такой ситуации требовался приказ соэллианина, а не землянина. Его не самый твердый эллан предсказуемо не помогал. В общем, в любом случае надо добраться до пульта,
     Великолепно.
     Когда он исчерпал все способы изменить ситуацию, не двигаясь с места, и решил все же попробовать аккуратно потыкать Гекта в какую-нибудь наименее пострадавшую часть тела — а вдруг очнется, — тот сам пошевелился и издал звук, похожий на ругательство на сьеррхе, переходящее в сдавленный стон.
     — Гект? — спросил Павел, осторожно обрадовавшись. — Ты как?
     — Просто потрясающе, — хрипловато ответил тот уже по-русски, уперся лбом в его плечо, напряг шею в попытке оттолкнуться и выпрямиться, но тут же тихонько охнул и снова обмяк.
     — Понятно, — вздохнул Павел. Хорошо, что память и чувство юмора у Гекта на месте, но они оба знали, что эти слова означают. «На самом деле — не очень». — Тебя в спину зацепило, пока защитное поле нас еще не закрыло.
     — Это… тяжело не заметить. Раст?
     — Остался за силовым полем.
     Гект нашарил левой рукой подлокотник и медленно приподнялся. Рана затрудняла его движения, но помощь во второй попытке ему почти не понадобилась. Павел встал следом. Кокон поля слегка увеличился в высоту, чтобы они оба смогли выпрямиться в полный рост на неудобном наклонном полу. Гект оглядывался с видом человека, плохо понимающего, где находится, и придерживался левой рукой за спинку кресла. Правая висела вдоль тела неподвижно. В хвост катера он смотреть избегал, как и Павел — им обоим хватило одного взгляда, чтобы оценить масштаб разрушений и то, что осталось от Раста. Катер не качался и стоял неподвижно, хоть в этом им повезло: то ли упал все-таки на твердую поверхность, то ли застрял достаточно жестко, чтобы не падать дальше.
     — Тебя надо перевязать, — сказал Павел и склонился над креслом. Персональные медбоксы в этих катерах соэллиане установили сравнительно недавно, уже после прибытия на планету, перед передачей поселенцам — позаботились о менее выносливых и менее способных к регенерации рэтвеллах.
     Рана казалась неглубокой, и, судя по количеству крови, позволяла надеяться, что крупные сосуды не задеты, но кто их знает — вдруг у рэтвеллов кровотечения иначе проходят, или уже началось внутреннее… Да нет, вряд ли. Стоит относительно ровно, вроде, не бледнеет, хотя кто их, смуглокожих, разберет, как у них бледность выглядит.
     Гект неуклюже стянул куртку с помощью Павла и снова оперся на кресло левой рукой, чтобы не покачнуться, а Павел окончательно разодрал на его спине тонкую рубашку из гладкой, прочной, но поддающейся на разрыв ткани, и обработал глубокий порез и пару более мелких царапин антисептиком и обезболивающим, залил регенерационным гелем и закрепил клейкую повязку, закрывшую и рану, и царапины, и половину спины.
     — Хорошо, что они такие заботливые, и аптечку уже под вас собирали, с учетом специфики физиологии, — сказал он, помогая Гекту натянуть обратно куртку. — Будем надеяться, что заживет, как на собаке.
     — На собаке? — неуверенно переспросил Гект. — Почему у вас в языке так много собак? Их едят, на них заживает все, челюсти у сердитого человека — как у бойцовской собаки, и я слышал, как говорят «злой как собака»... Собака — ваше культовое животное?
     — Ага, тотемное, — хмыкнул Павел и, уловив зарождающийся новый вопрос, исправился: — Это просто одно из самых древних земных домашних животных. Друг человека.
     Пока Гект обдумывал информацию или пытался справиться с болью, Павел огляделся, прикидывая, куда можно пристроить раненого. Из-за поля его пока даже к стене не прислонишь. В кресло… можно попробовать. Подголовник вон изменил положение, чтобы голову к нему удобнее было прислонить, может, оно и под все тело как-нибудь выкрутится набок, чтобы наклон пола компенсировать. Стоило попробовать.
     Павел осторожно присел на краешек кресла под удивленным взглядом Гекта, и очень захотел лечь. Почувствовал, как мягко поплыло чуть вбок и вниз под ним сиденье, и удовлетворенно кивнул. Поднялся и указал на кресло Гекту.
     — Садись и мечтай о кровати. Когда до мебели дойдет, что тебе надо лечь, она приспособится и под наклон, и под остальные твои хотелки.
     Гект не стал переспрашивать про хотелки — то ли понял, то ли рана все-таки давала о себе знать, несмотря на лекарства, влияя на любопытство, — и медленно, с поддержкой Павла, устроился в кресле, которое на его желание принять горизонтальное положение на левом боку отреагировало почти мгновенно.
     — Слушай, — вдруг осенило Павла, — а попробуй захотеть блокировку снять! Вдруг соэллиане все тут под ваши ментоволны переделали, и тебя оно быстрее послушает.
     — Какую блокировку? — как-то неуютно вяло спросил Гект, словно не услышав все остальное
     Павел, не отвечая, шагнул к пульту. Шутки шутками, но у них не так много времени. Голубой индикатор системы жизнеобеспечения мигал практически непрерывно. Защита ни на что не реагировала: ни на кнопки, ни на набор команды на эллане, ни на мысленные приказы. В голове слегка помутнело — то ли от мысленных усилий заставить технику работать, то ли от тревоги, то ли его все же тряхнуло сильнее, чем казалось, пока он лежал в кресле. В пользу сотрясения мозга высказывался и желудок поднимающейся легкой тошнотой.
     — Мы тут заперты, — пояснил Павел свои торопливые действия, заодно отвечая на вопрос. — Катер переклинило… в смысле, возникла системная ошибка. Он думает, что защищает нас от внешней угрозы, которой нет, закрыл намертво-герметично вход, запустил полную внешнюю маскировку и глушит связь в обе стороны, соблюдает, гад, радиомолчание, а система жизнеобеспечения сдыхает на глазах. Если ее не исправить или не снять блокировку, мы тут скоро задохнемся. И никто нас не найдет, даже если уже ищут, что не факт.
     Продолжая говорить, он попробовал отключить силовое поле вокруг кресла. Когда кокон все же пропал, от неожиданности Павел умолк, и Гект подал голос:
     — Показатели атмосферы можно проверить? Я чувствую что-то… неправильное. Не запах, а просто… так бывает, когда вдыхаешь… неправильный воздух.
     А может, дело не в мыслительных усилиях — можно подумать, раньше его мысли не посещали, — да и сотрясение случилось вряд ли. В кресле пилота не трясло почти, амортизация качественная.